Книга Короли океана, страница 117 – Гюстав Эмар

Инженеры, занимавшиеся реконструкцией города, допустили большую ошибку, обнеся его стенами и поместив губернаторский дом рядом с молом, между таможней и главной церковью, то есть собором. Самая же крепость, напротив, возвышалась с противоположной – внутренней стороны города, притом что ее орудия были нацелены на открытое поле. Таким образом, в случае нападения с моря город оказывался под защитой только пушек форта на острове Сан-Хуан-де-Луис. Однако эти пушки были плохо пристрелены, а поскольку в те времена испанцы считались артиллеристами самыми что ни на есть никудышными, они могли запросто попасть в таможню или в губернаторский дворец, построенный аккурат напротив форта.

Часовые на входе в потерну, через которую Питриан выбрался из города, пропустили его беспрепятственно – только обменялись с ним парой-тройкой скабрезных шуток, после чего молодой человек весело и беззаботно распрощался с ними. Но, едва выбравшись на открытую местность и сочтя, что отошел достаточно далеко и из города его не заметят, он свернул направо, обошел Веракрус и направился по дороге в сторону Мехико, а потом, пройдя некоторое расстояние, пустился по пересеченной местности к берегу моря и двинулся дальше по песчаному пляжу.

Молодой человек пустил лошадь свободным ходом и со свойственной юности беспечностью, которую ничто не может омрачить, ехал, как счастливый путешественник, радостно любуясь красотами природы и покуривая сигарилло за сигарилло.

Так он добрался до живописной неглубокой бухточки, окаймленной густым лесом. Раскаленное солнце уже начало припекать голову нашему путешественнику, но при виде спасительной зелени он приободрился и припустил лошадь прямиком в ту сторону. Углубившись в лес, он принялся искать удобное местечко, где можно было бы передохнуть часок-другой.

Такое место он нашел довольно быстро: оно представляло собой дивную полянку, пересеченную прозрачным ручьем и покрытую бархатистым ковром тонкой и густой травы.

Питриан спешился, разнуздал лошадь, расстелил на земле покрывало и высыпал на него две меры маиса, или кукурузы, которую позднее, бог весть почему, стали называть «турецким зерном».

Нисколько не заботясь о лошади, молодой человек занялся приготовлением завтрака для себя.

Как предусмотрительный путешественник, Питриан позаботился взять в дорогу достаточно провизии, ничего не забыл – даже флягу отменной каталонской водки прихватил. Десерт же в виде бананов, плодов черимойи, лимонов и тому подобного он нарвал прямо с деревьев. Засим он аккуратно разложил завтрак на траве, уселся на тщательно сложенное сарапе и, достав из сапога воловьей кожи нож, уже готов был налечь на радовавшую глаз снедь, благо и время завтрака подоспело: солнце стояло почти в зените.

В то самое мгновение, когда Питриан вонзил нож в сочную корейку, запеченную накануне, он расслышал в зарослях кустарника шорох; вслед за тем кусты раздвинулись – и из зарослей показался человек.

Незнакомца едва прикрывало грязное рубище неопределенного цвета, мало напоминавшее одежду; сам же он был истощен и бледен, с длинной бородой, а всклокоченные космы доходили ему почти до плеч; глубоко посаженные, сверкающие мрачным огнем глаза рассеянно блуждали; он опирался на узловатую палку и, казалось, передвигался с большим трудом.

Питриан вскинул голову и с любопытством воззрился на странного пришельца.

– Ave Maria purissima! ^[81] – проговорил флибустьер.

– Sin peccado concebida! ^[82] – хриплым голосом подхватил незнакомец.

– Эй, дружище! Какого черта вы тут делаете? – спросил молодой человек.

– Есть хочется! – отвечал незнакомец, не сводя пылающих глаз со снеди, разложенной на траве в нескольких шагах от него.

– Вы что, голодны, приятель? – весело продолжал Питриан. – Ну что ж, раз вы голодны, нет ничего проще, чем вас накормить. Бросайте свою палку, присаживайтесь напротив меня и налегайте, не бойтесь.

Незнакомец как будто пребывал в нерешительности.

– Ну будет, будет, не стесняйтесь, приятель, – подбодрил его молодой человек. – Здесь, черт возьми, и на двоих хватит за глаза.

Незнакомец не заставил просить себя дважды; он отбросил палку, примостился напротив флибустьера и принялся – нет, не есть, а уписывать за обе щеки все подряд, так что Питриану приходилось то и дело осаживать голодного для его же пользы.

Наконец, после того как все припасы были уничтожены и незнакомец влил в себя изрядную порцию водки, черты его разгладились и лицо, изможденное от лишений, озарилось радостью.

– Эх, – с непередаваемым выражением воскликнул он, – как же здорово поесть до отвала! Давненько не едал я вволю.

– Я рад, – отвечал молодой человек, – рад, дружище, что сумел помочь вам удовлетворить аппетит, который, ежели судить по только что совершенным вами подвигам, был вызван затянувшимся постом.

– О да, – с печальной улыбкой проговорил незнакомец, – пост у меня и впрямь больно затянулся. Три месяца кряду я питался только подножным кормом – корешками всякими да плодами.

– Три месяца! – изумился Питриан. – И вы смогли выдержать такую диету?

– О да, – продолжал тот, – Господь поддерживал меня, давал силы. Но, не повстречайся вы мне сегодня, через нескольких часов я непременно умер бы от отчаяния, усталости и нужды.

Молодой человек раскрыл портсигар, выбрал великолепную гаванскую сигару и закурил.

– О-о, – с завистью протянул незнакомец, – табак!

– Курите? – осведомился Питриан.

– Курил, – отвечал незнакомец, грустно качая головой.

– Надо же! Я буду не я, ежели не дам вам покурить. Вот, держите сигару, дружище. Говорю вам – настоящая гаванская, с северного побережья, так что не бойтесь.

Незнакомец дрожащей рукой взял сигару и закурил.

В течение нескольких минут они вдвоем молча сидели и вдыхали пьянящий ароматный дым, исходивший от их сигар.

– Кстати, приятель, – снова заговорил Питриан, – мы вот уже битых два часа сидим тут вместе, и я, по-моему, поступил как настоящий друг. Вам ведь не за что жаловаться на меня?

– Да я вам жизнью обязан, – признался незнакомец, – и единственное мое желание – отплатить вам когда-нибудь за вашу доброту.

– Не будем об этом. То, что я сделал для вас, может, когда-нибудь сделает для меня кто-то другой. А стало быть, мы квиты. Так уж устроен мир: оказанная однажды услуга – не более чем исполненный долг. Значит, говорите, я оказал вам услугу? Что ж, ладно, только давайте не будем больше об этом. А вы-то сможете оказать мне хотя бы одну прямо сейчас?