Книга Принц Зазеркалья, страница 3 – А. Г. Говард

Беднягу проглотило дерево тумтум, а потом его отвергли у ворот Гдетотам и выплюнули в виде мутанта. То же самое чуть не случилось с Джебом и Морфеем. Хорошо, что их впустили в зазеркальный мир. Хотя при мысли о том, что они теперь там одни, меня охватывает ужас. Морфей не сможет пользоваться магией под железным куполом, а Джеб – обычный человек. Как они оба выживут в краю, населенном кровожадными подземцами-изгнанниками?

Немой вопль отчаяния выжигает изнутри мои легкие.

Я понижаю голос, чтобы не услышал никто, кроме кондуктора.

– Раньше я коллекционировала насекомых. Накалывала их на булавки. Развешивала по стенам. В последнее время я подумываю снова этим заняться. Хочешь стать первым образчиком?

Кондуктор то ли морщится, то ли хмурится – с таким лицом не поймешь. Он указывает в сторону прохода.

– Сюда, мэм.

Мы направляемся к купе. За две дверцы до купе, в котором сидит папа, жук-кондуктор останавливается, смотрит через плечо, чтобы убедиться, что за нами не следят, и прикрепляет к двери латунную табличку с надписью «Червонная Королева».

Мои свернутые крылья зудят, желая вырваться на волю. Под кожей кипит смесь магии и гнева. Она готова и ждет.

Кондуктор начинает отпирать дверь – и останавливается.

– Однажды я был на садовой вечеринке у нее во дворце, – снова шепотом говорит он. – Я видел, как она содрала шкуру с приятеля Сони… с Зайца.

Я содрогаюсь, вспомнив, как впервые увидела его за чайным столом, год назад. Тогда Заяц выглядел так, словно его вывернули наизнанку.

– Мартовский Заяц? Червонная Королева сняла с него шкуру?

Жук энергично кивает, чуть не уронив фуражку.

– Она застукала его, когда он жевал лепестки роз. Допустим, они были посажены в память о ее покойном отце. Но тем не менее. Королева воспользовалась мотыгой, как картофелечисткой… и ободрала беднягу. Кровь забрызгала всех гостей. Испортила лучшие белые костюмы и залила маргаритки. Ты когда-нибудь слышала, как визжат зайцы? Это невозможно забыть.

Я смотрю на моргающие веки кондуктора. Он нервничает. Я сочувствую ему, поскольку знаю, что такое стать жертвой ярости Червонной Королевы. Некогда она превратила мои вены в нити марионетки, и это было самое мучительное ощущение, какое мне доводилось испытывать. Она даже оставила отпечаток у меня на сердце – я до сих пор ощущаю слабое давление.

В последнее время это не просто давление. С той роковой ночи, когда на балу разверзся ад и я перестала подавлять в себе тягу к хаосу, оно превратилось в периодические приступы боли. Как будто внутри меня что-то медленно разворачивается.

Я ничего не говорила папе, потому что была слишком занята – училась пользоваться магией и вынашивала план. Ради своих близких я должна выиграть войну и победить Червонную Королеву. На сей раз навсегда.

Я не могу позволить себе такую роскошь, как визит к врачу. В любом случае толку не будет. Если что-то со мной не в порядке, это результат магии. Магии Червонной Королевы. Это я знаю инстинктивно. И ей придется исправить то, что она натворила, прежде чем я прекращу ее жалкое существование.

Еще больше исполнившись решимости, я протягиваю руку к ключу, который держит кондуктор.

Он прячет его под фуражку и теребит табличку с именем, пытаясь снять ее с двери.

– Я передумал, – говорит он, испуганно щелкая челюстями. – У жуков есть такое обыкновение. Время от времени.

– Нет, – отвечаю я, схватив кондуктора за тоненькую конечность.

Ее нетрудно переломить. В моей голове возникает мимолетное темное искушение, оно подбивает меня на жестокий поступок, но я отстраняюсь и торжественно кладу руку на грудь.

– Клянусь жизненной магией, я никогда не скажу ей про тебя.

– Лучше сядь и подожди отца, – отвечает кондуктор.

Покопавшись под ковриком, который прикрывает его грудь, он достает пакетик арахиса и протягивает мне.

– Ты, наверно, проголодалась после путешествия. На, перекуси.

– Я не двинусь с места, пока не увижу ее воспоминания, ты, ковровая моль.

Я бросаю пакетик на пол и прижимаюсь спиной к двери, заслонив табличку с именем.

Жук издает сердитое бульканье.

– Подумаешь! Даже если мое тело сделано из коврика, голова у меня работает не хуже твоей.

– Сомневаюсь. Ты забыл, что сказал тебе Морфей. Я – королева.

– Да, но Морфея здесь нет, не так ли?

Я пытаюсь придумать хлесткий ответ, но от воспоминания о том, почему Морфея здесь нет, мне становится холодно. Язык превращается в кусок мороженого мяса.

– Ты просто коронованная проблема, – язвительно говорит кондуктор. – Забыла, что мы под железным мостом? Здесь магия подземцев ограничена. Вот почему мы храним потерянные воспоминания именно тут – чтобы они были в безопасности. И ты не заставишь меня что-либо сделать. И Червонная Королева не оторвет мне голову из-за какой-то мелкой, бессильной, ничтожной полукровки.

Мое уязвленное самолюбие вспыхивает, и язык оживает.

– Ты лучше бойся не того, что лишишься головы, а того, что попадешь в ловушку.

Я обращаюсь к люстре, представляя ее огромной металлической медузой. Цепи гремят, болты выскакивают из потолка, проволока рвется, освобождая пленных светлячков. Радуясь свободе, они носятся по вагону и напоминают сошедший с ума звездопад в планетарии. Остальные пассажиры вопят и лезут под сиденья.

Кондуктор, взвизгнув, пятится, когда люстра плывет к нему по воздуху. Ее металлические щупальца движутся изящно и в то же время угрожающе. Я пригибаюсь; цепи обвивают кондуктора и прижимают к стене, сбив фуражку. Болты втыкаются в стену, и вся конструкция превращается в гигантскую железную сеть. Жук взят в плен, его ножки болтаются над полом.

Светлячки летают вокруг, испуская слабое сияние.

Стиснув зубы, я достаю из-под упавшей кондукторской фуражки ключ и пакетик арахиса.

– У вас новая королева, – говорю я, гневно глядя на жука. – Из-за того, что в моих жилах течет человеческая кровь, я могу творить магию и не бояться железа. Так что Червонная Королева ничего мне не сделает.

Я шагаю к двери.

– Подождите! – умоляюще зовет кондуктор. – Простите мою дерзость, ваше величество. Вы совершенно правы. Но я кондуктор. Я должен защищать потерянные воспоминания от безбилетников. Освободите меня, прошу вас!

Я поворачиваюсь на пятке, чтобы взглянуть на остальных. Они выглядывают из-под сидений – взъерошенные, с вытаращенными глазами и поджатыми хвостами, – чихая и дрожа от страха.

Пленник скулит, когда в него летит пакетик орешков. Он застревает среди цепей, в пределах досягаемости левых лапок жука.

– У кондуктора обеденный перерыв, – говорю я пассажирам. – И если кто-нибудь покинет свое место – не важно, по какой причине, – то будет иметь дело со мной. Ясно?