Книга Мрак, страница 107 – Юрий Никитин

А младший колдун, мокрый от усилий, с прилипшими волосами на лбу, вскричал в страхе:

— Повелитель! Ну почему?

Тонкий голос взвился и затерялся во тьме под каменными сводами. Там зашелестели крылья кажанов, усиливая магию. Эхо вспикнуло жалко и в страхе замолкло. Верховный колдун, который по мощи был равен чародеям, молчал. Его лицо было таким же темным и неподвижным, как и лики богов, выступающие из каменной стены.

Младший колдун попятился, в отчаянии взглянул на других. Те еще раньше истощили свою мощь, теперь стояли под стенами недвижимые, как статуи из камня.

— Он сильнее нас?

— Он слабее, — ответил наконец Верховный нехотя. — Нет, в нем нет магии.

— Но... почему на него не подействовала вся наша сила?

— Он сейчас вне нашего мира.

— Вне?

— Только его пустая личина здесь. А сам он отсюда далеко.

Младший ахнул:

— Но как это можно... без магии?

Верховный ответил тяжелым голосом, словно в одиночку поворачивал огромный ворот, поднимающий ворота крепости:

— Его ведет иная мощь.

Колдун отшатнулся:

— Разве есть что-то сильнее магии?

Древний чародей выглядел подавленным и раздраженным, чего с ним не случалось уже столетие:

— Есть... но той мощью овладеть не удалось. Более того, теперь даже не пытаются. Опасно.

— Разве такое возможно?

— Человек, которым овладевает эта мощь... она равна мощи богов, уже не может быть чем-то меньше... Этот несчастный... или счастливец?.. Словом, уже потерян для простой жизни, которую ведем мы.

У младшего отнялся язык. Он искал и не находил слов. Они ведут простую жизнь? Они, перед которыми даже цари и властители держав не выше простых пастухов?

Он впервые видел, чтобы у Верховного были такие печальные и мудрые глаза.

— Что делать с этим человеком? — спросил он наконец.

Верховный повел дланью:

— Что можно делать? Для работы непригоден. В нем живет только душа, а тело почти мертво.

— Тогда бросить его на корм собакам, — предложил младший. — Одну корову сохраним на завтра!

Еще один колдун кашлянул и вмешался:

— Я читал в древних книгах, что если чистая невинная душа будет о ком-то думать дни и ночи, то это защитит от чужой магии. Но я не слышал, чтобы даже абсолютно чистая душа спасла от собачьих клыков, лезвия меча или наконечника стрелы!

А первый пробормотал тихо, но чтобы услышали:

— А я вообще не слышал о чистой непорочной... да еще абсолютно!

Верховный, раздираясь в противоречиях, поедал глазами человека в лохмотьях. Тот смотрит сквозь них, сквозь стены, губы шевелятся, с кем-то разговаривает. В этом храме собрана вся мощь колдунов Куявии, здесь сам воздух дрожит, а если птица пролетает вблизи храма, то перья вспыхивают, на землю падает обугленный комок. Подземные черви уходят в стороны и в глубины. Крылатые змеи пролетают стороной, дабы не опалить крылья.

— Нет, — сказал наконец Верховный. — Я же сказал, его ведет высшая сила. А ей лучше дорогу не переходить. Пусть идет. И как можно скорее! Такой человек может принести как великое счастье, так и великую беду. А я человек старый, повидавший жизнь. И знаю, что приходит чаще.

Ночью были заморозки, а днем под ногами шелестела жухлая трава. Он брел бесцельно, помнил только, что умереть надо в дороге, хотя и забыл уже почему, что-то ел и где-то спал, а единственная связь с этим простым плоским миром была Хрюндя, которая чаще всего спала, устроившись у него на загривке, но ее нужно было кормить, опускать на землю, ибо жаба оказалась чистоплотной и привередливой: искала только уединенное место и чтоб не задувало сзади, долго тужилась, потом, отвернувшись, небрежно делала гребок задними лапами, делая вид, что закапывает, а если Мрак в задумчивости уже уходил, частыми прыжками догоняла, жалобно вопила, просилась на руки.

Земля была везде одинаковой, он не знал, что давно уже идет по земле Руда. Да и знал, свернул бы разве? Его кормили и обогревали всюду, давали кров. Люди везде люди, потому почти миновал опасные земли, когда его узнал кто-то из близких Руда.

Мрак не противился, когда схватили и доставили во дворец к вождю. Руд заскрежетал зубами, едва не лишился чувств от радости.

Он налитыми кровью глазами смотрел на стоявшего перед ним в рубище человека. И это тот, кто отыскал и вызволил Додона? Тем самым перекрыв дорогу к трону более достойному?

— Вели казнить его сразу, — шептал советник торопливо, — пока он в твоих руках.

— Он не уйдет, — заверил другой. — Ты сможешь насладиться местью. Вели отвести в пыточную камеру.

Руд жадно всматривался в стоящего перед ним человека. Некогда могучие плечи обвисли, похудел, глаза валились, но в них неведомый огонь... хотя на миг показалось, что огонь этот знаком. Черты лица заострились. Голые по плечи руки истончились, висят как плети. От лохмотьев, в которые превратилась одежда, смердит гадостно. Жаба на загривке странника открыла один глаз, посмотрел на Руда как на несъедобного жука, устроилась удобнее и снова засопела.

— Ты хоть знаешь, что тебя ждет? — спросил Руд почти ласково.

Мрак поднял взор, и Руд содрогнулся. В глазах измученного человека был целый мир. Мрак с трудом разжал спекшиеся губы:

— Ждет?

— Да. Ты видишь, куда забрел?

— Да, — ответил Мрак ясным голосом. — Да, Рогдай. Ты скажи ей, что я получил все. И пусть она не страдает, что не уделила мне больше...

— Эй, — крикнул советник. — Ты о чем говоришь?

Руд поднял ладонь предостерегающе. Советник поперхнулся, умолк.

— Ты узнаешь меня? — спросил Руд.

Он наклонился на троне, чтобы Мрак рассмотрел его лучше. Мрак смотрел на него... и сквозь него. На лице сменилось выражение радости, недоумения, затем вскинул брови:

— Ну и что? Награда в самом поступке. Я хочу лишь видеть тебя... но если и это недоступно, то слышать о тебе, знать о тебе... Нельзя? Тогда буду думать о тебе издали, мечтать, просить богов, дабы даровали тебе все... И в самых дальних странах могу в мечтах служить тебе, лежать у твоих ног...

Советник хихикнул, покрутил пальцем у виска. Руд ожег его недобрым взором. Советник умолк, но смотрел недоумевающе. Из боковых дверей выглядывали любопытные, а затем, выдавливаемые сзади другими, выступали в палату. Внезапно из-за их спин выметнулся огромный лохматый пес, с гарчанием бросился вперед.