Книга Столпы земли, страница 129 – Кен Фоллетт

— Да, — неожиданно ответил Ричард. — Мэг в Винчестере.

Он был прав. Мэг занималась торговлей шерстью, хотя ремеслу никогда не училась.

Но у нее было место на рынке.

Они прошли мимо рыжего парня, который показал им дорогу к дому дяди Симона. Четыре остриженные овечки паслись в поле, а он сделанной из тростника веревкой завязывал набитые шерстью узелки. Оторвавшись от своей работы, крестьянин помахал им рукой. Вот такие-то люди и привозили шерсть в Винчестер, чтобы продать ее купцам. Но купец должен иметь определенное место для торговых сделок…

Или не должен?

В голове Алины начал созревать план.

Она резко повернула назад.

— Ты куда? — закричал Ричард.

Алина была слишком взволнована, чтобы отвечать ему. Она облокотилась на изгородь.

— Так сколько, ты говоришь, тебе платят за шерсть?

— Пенни за настриг с одной овцы.

— Но ты теряешь целый день на дорогу в Глостер и обратно.

— В том-то и беда.

— А что, если я куплю твою шерсть? Тебе бы не пришлось никуда таскаться.

— Алли! Не нужна нам никакая шерсть, — зашептал Ричард.

— Заткнись! — отрезала Алина, вовсе не собираясь объяснять брату суть своей идеи. Сейчас ей не терпелось испробовать ее на крестьянине.

— Здорово было бы, — ответил тот, однако выглядел он нерешительно, словно подозревая подвох.

— Но я не могу предложить тебе по пенни за каждый настриг.

— Ага! Так я и думал: что-то здесь не то.

— За шерсть четырех овец я дам тебе два пенса.

— Да они каждая по пенни стоят! — возмутился рыжий.

— В Глостере. А это Хантлей.

— Не-ет, — закачал он головой. — Лучше уж я потеряю день, но получу четыре пенса, чем выгадаю лишний денек, но останусь с двумя пенсами.

— А предположим, я дам тебе три пенса.

— Я теряю пенни.

— Зато выигрываешь день.

— В жизни не слыхал ни о чем подобном. — Крестьянин казался явно озадаченным.

— Ну это то же самое, как если бы я была извозчиком и ты заплатил бы мне пенни, чтобы я отвезла твою шерсть на базар. — Его неспособность быстро соображать начинала раздражать ее. — Весь вопрос в том, стоит ли для тебя день работы в поле один пенни или не стоит.

— Это зависит от того, что я буду делать, — задумчиво произнес он.

— Алли, на что тебе шерсть четырех овец? — снова зашептал Ричард.

— Чтобы продать ее Мэг, — нетерпеливо сказала Алина. — По пенни за каждую. Таким образом мы заработаем лишний пенни.

— Но всего за один пенни нам придется тащиться в Винчестер!

— Да нет же, глупый. Мы купим шерсть у пятидесяти крестьян и повезем в Винчестер всю партию. Неужели не понимаешь? Мы могли бы заработать пятьдесят пенсов! Мы могли бы и себя кормить, и денежки копить на покупку доброго коня для тебя!

Она снова повернулась к крестьянину. От его веселой улыбки не осталось и следа, теперь он почесывал свою огненно-рыжую голову. Алина даже пожалела, что поставила его в тупик, но она очень хотела, чтобы он принял ее предложение.

Если он согласится, она будет знать, что сможет исполнить данный отцу обет. Крестьянин оказался упрямым. Ей хотелось взять его за шиворот и как следует встряхнуть. Но вместо этого она, сунув руку под плащ, нащупала кошелек. Еще в Винчестере у ювелира они разменяли золотые византины на серебряные пенни, и теперь она вытащила три монетки и показала их рыжему парню.

— Вот. Хочешь — бери, не хочешь — не бери.

Вид серебра помог крестьянину принять решение.

— Договорились, — сказал он и взял деньги.

Алина улыбнулась. Похоже, она нашла выход.

В ту ночь подушкой ей служил узелок с овечьей шерстью. Исходивший от него запах напоминал о доме Мэг.

Проснувшись на следующее утро, Алина обнаружила, что она не беременна. Дела пошли на лад.

* * *

Через четыре недели после Пасхи Алина и Ричард входили в Винчестер, ведя под уздцы старую лошаденку, запряженную в кое-как сколоченную телегу, на которой лежал огромный тюк, вместивший в себя шерсть двухсот сорока овец.

И здесь выяснилось, что они должны заплатить налог.

Раньше они без проблем входили в город, но сейчас узнали, почему городские ворота были такими узкими и постоянно открывались и закрывались офицерами таможенной службы. За каждую ввозимую в Винчестер телегу с грузом полагалось оплатить пошлину в размере одного пенни. К счастью, у них еще осталось несколько пенсов, в противном случае им пришлось бы поворачивать назад.

Большую часть шерсти они купили по ценам от половины до трех четвертых пенни за каждый настриг с одной овцы. Шесть шиллингов заплатили за старую кобылу с полуразвалившейся телегой в придачу. Почти все остальные деньги они проели. Но уже сегодня вечером у них будет целый фунт серебром, да еще и лошадь с телегой.

Таким образом, план Алины состоял в том, чтобы, продав этот тюк, отправиться за следующим, затем за третьим, четвертым и так далее, до тех пор, пока не закончится сезон стрижки овец. К концу лета она рассчитывала купить крепкую лошадь и новую телегу.

Ведя свою старую клячу по улицам города, Алина очень волновалась. К концу дня она, возможно, докажет, что в состоянии без посторонней помощи позаботиться и о себе, и о своем брате. От этого она чувствовала себя очень взрослой и самостоятельной. Она сама отвечала за свою судьбу. Ей больше не нужны были ни король, ни родственники, ни муж.

Она ждала встречи с Мэг — своим истинным вдохновителем. Мэг оказалась одной из немногих, кто протянул Алине руку помощи и не пытался при этом ни ограбить, ни изнасиловать, ни заставить ее что-то делать. Алина собиралась задать ей массу вопросов относительно того, как вести дела вообще и торговлю шерстью в частности.

Был базарный день. Они с трудом проталкивались по улице, где жила Мэг. Наконец они добрались до ее дома, и Алина вошла. Там она увидела незнакомую женщину.

— Ой! — вскрикнула Алина и остановилась как вкопанная.

— Чего тебе? — спросила женщина.

— Я подруга Мэг.

— Она больше не живет здесь, — резко ответила женщина.

— О Боже! — Алина старалась быть вежливой. — А куда она уехала?

— Она покинула город с опозоренным мужем.

Алина расстроилась и испугалась. Она так рассчитывала, что Мэг поможет ей продать шерсть.

— Ужасное известие!

— Он оказался нечестным торговцем, и на твоем месте я не стала бы хвастать своей дружбой с ней. А теперь убирайся.