Книга Первое танго в Париже: Привилегия для Эдисона, страница 21 – Мария М. Павлова

— Ой, хорошо-то как погуляли, — вздохнул Павел, усаживаясь на сиденье.

— Воистину! В Париже можно ноги стереть до самого основания, но так и не увидеть всего, что достойно вашего внимания! — на чистом русском языке поддержал его таксист.

— О! — только и смог вымолвить Павел.

— А я здесь уже много лет, меня зовут Миша, — продолжил словоохотливый водитель. — Могу город показать, с какой угодно стороны, — улыбнулся он оглядываясь. — Что пожелаете, даже спеть могу!

— «Жили у бабуси два веселых гуся…» — тоненько затянула Маша. В ее глазах искрилось веселье.

— «…один серый, другой белый…» — продолжил Павел тенором, улыбаясь во весь рот.

— Третий черный, загорелый! — неожиданно басом закончил куплет таксист. И все дружно расхохотались. Машина подкатила к «Ковчегу».

Нагуляв зверский аппетит и пообедав, путешественники забрались под одеяло и мгновенно уснули.

И снова Маше приснился сон. На этот раз тревожный. Ей приснился давешний водитель, он мчал ее в такси по безлюдной улице с редкими фонарями. Она боялась спросить, куда он ее везет, но сердце у нее замирало от близкой тайны, которая должна вот-вот раскрыться. Ей было страшно и хорошо. В открытое окно задувал ветер, он был теплым и душным, в нем смешались запахи большого города, и она пыталась различить их по отдельности, но у нее ничего не получалось. Ей непременно хотелось определить их, выделить чистые и понятные. Беспомощность была мучительной. Как страшно и одиноко! А потом она вдруг увидела выходящего из темноты зеленоглазого художника Пьера, который рисовал Томаса и Евгению. Он молча появился на дороге и смотрел вслед автомобилю. И тут в Маше заговорила ревность. Зачем, зачем этот растленный тип внушил бедной Евгении любовь? Ведь это было внушение! Он внушил ей свой чувственный мир. Вопреки желанию молодой женщины, которая к тому же ждала ребенка от любимого человека. И правильно Павлик тогда возмутился, когда они читали этот дневник. Теперь, почувствовав укол ревности, она понимает, что это за чувство, думала Маша во сне.

— Павлик, как ты думаешь, всякий ли человек подвластен другому? — растолкала она мужа уже под утро, когда почти светало.

— Машка! Ты в своем уме? Ночь же еще на дворе, а ты все с философскими заходами!

— Но ведь Евгения любила Томаса, а Пьер смог повлиять на ее чувства.

— Я считаю, что среди множества людей есть подходящие друг другу, а есть несовместимые.

— А медальон?

— А он просто обостряет восприимчивость! Но не меняет заложенные свыше возможности людей быть вместе.

— Да, ты прав, наверное, так и есть, — успокоилась Маша.

— Еще вопросы будут?

— Нет, вопросов больше нет. Только сон мне приснился. Я тебе утром расскажу.

— Тогда спим.

Наступившее утро потревожило их гудком буксира. Маша выпорхнула из-под одеяла и вскоре уже стояла у бортика «Ковчега» с большой кружкой горячего кофе с молоком. Прохладный ветерок от воды шевелил полами ее любимого халата с драконами и холодил влажную после душа кожу… Прогулочный корабль «Бато Муш» гордо прошел мимо. С палуб ей приветливо помахали руками. Нет, положительно к Парижу привыкнуть невозможно, подумала Маша и… направилась в спальню.

Павел крепко спал, лежа на спине. Уморила она его своими ночными сказками. Шахерезада! Одеяло сползло с живота спящего и открыло ее взгляду нечто любопытное. Белый прямоугольник пластыря в самом низу живота! Сгорая от любопытства, Маша осторожно потянула его за уголок. Павел негромко замычал и начал переворачиваться на бок. Маша быстро передвинула подушку немного в сторону, но муж, сонно повозившись, нащупал головой подушку и глаз не открыл. Вспорхнувший было сон снова овладел им, но вскоре на лице его разлилась блаженная улыбка. Маша продолжила медленно отлеплять пластырь. И наконец она смогла прочитать татуировку: «Я люблю тебя, Маша!»

— Ха-ха-ха! — неожиданно расхохотался Павел, вскакивая в постели и вздымая руки вверх, изображая из себя страшного и ужасного. — Думала, я сплю? А вот и нет! — Он сграбастал жену и одним движением уложил ее на постель, тут же закрывая рот поцелуем.

— Пашка, сумасшедший! — попыталась запротестовать Маша.

— Ты сегодня такая, Маша, такая…

— Нет, скажи, зачем ты это сделал? Это же больно!

— Глупенькая! В салоне татуировок мне эту надпись нарисовали. Через месяц она бесследно сойдет.

— Ах ты!.. — Маша вывернулась и оседлала Павла. — Так вот почему ночью мне было так страшно! Потому что тебя не было рядом! Значит, во сне я почувствовала твое отсутствие!

— Ну как тебе, нравится? Правда, пришлось волосы удалить, но для тебя мне ничего не жалко.

Маша взглянула на демонстративно торчавший на гладко выбритой коже объект и нашла всю картину очень даже симпатичной.

— Ну, Пашка, теперь моя очередь. — С мстительной улыбкой посмотрела она на Павла и рукой сжала ему губы бантиком…

Только через полтора часа они снова выбрались на палубу и уселись в кресла, расслабленно разглядывая снующие по Сене суденышки.

— Ух ты, Маша, настоящая джонка!

— А вон, смотри, целая гроздь воздушных шариков тащится за лодкой. — Маша привстала, указывая пальцем на проплывающую по волнам посудину.

Потом они отправились гулять, впитывая звуки, запахи — жизнь загадочного Парижа. Обоим не хотелось ни думать о чем-то другом, ни вспоминать что-то. Они в Париже, вдвоем! Что может быть прекраснее?

Ночи же их были беспокойными. Вся история с медальоном взбудоражила обоих. Каждого по-своему. Правда, Павел был беспечнее — ему хотелось исследовать занятную находку и отыскивать для нее все новое применение. Медальон он не снимал, ощущая себя отмеченным необыкновенной судьбой.

Маша успокоилась было после насторожившей ее картины мужниного вожделения к другой женщине, ведь она себе это нарисовала. Но чувство тревоги не покидало ее. Она продолжала ждать нового подвоха от зловредной игрушки. И во время одной из прогулок по набережной Маша вдруг не сдержалась:

— Паша, мне кажется… свойства медальонов не во всем хороши.

— Маша, фокус ведь не в свойствах металлической штуковины. Он в том, как их, эти свойства, применять!

— А что, есть разница? — серьезно спросила Маша. Встретив ее взгляд, Павел расхотел ерничать и виновато задумался. — Паша, сними его! — В Машином взгляде читались решимость и готовность идти до конца.

— З-зачем? Почему же? — еле слышно спросил Павел. — Разве тебе плохо?

— Мне плохо, — тихо ответила ему Маша. — То есть мне хорошо, но я боюсь, что твои чувства ко мне начнут стираться. Ты помнишь бедняжку Евгению? Помнишь, как она разрывалась между Томасом и Пьером? Вспомни свои слова! Ты ведь, признайся, считал ее предательницей!

— А ты ее оправдывала… — уклонился Павел от прямого ответа.