Онлайн книга «Телепорт»
|
К черту все это! Я прыгнул к нему, схватил за ремень и утащил в техасский каньон. Матар растянулся на песке, продолжая вопить во всю мочь. Отец, сидевший у костра, уставился на Рашида. – Что ты… – Он сглотнул и хрипло спросил снова: – Что ты с ним сделал? – Достопримечательности ему показал. Теперь твоя очередь. – Спасибо, не надо, – проговорил он. Я прыгнул ему за спину и поднял, схватив за шиворот. Ноги его не особо слушались. – Что ты… Я прыгнул в Сосновые Утесы, на кладбище, и толкнул папу на траву. Перевалило за полночь, но ртутная лампа над кладбищенскими воротами ярко освещала надпись на памятнике: «Мэри Найлс, 13 марта 1945 – 17 ноября 1989». Отец всхлипнул. Я швырнул его на могилу, а свободной рукой вытащил ремень у него из шлевок. – Помнишь это, а папа? – Я махнул ремнем, и массивная серебряная пряжка качнулась, как маятник, мерцая на свету. Резко замахнувшись, я хлестнул землю рядом с отцом так сильно, что травинки полетели. – Сколько раз такое случалось? – Я хлестнул с другой стороны, и пряжка выбила комок земли. – Сколько раз? Я прыгнул ближе и принялся хлестать памятник. Эмалевые накладки треснули и раскололись, серебряные края помялись. На камне появились царапины. Я швырнул ремень отцу на колени и показал на могилу: – Лежала бы мама здесь, если бы ты не избивал ее? Если бы не третировал ее? Если бы не изуродовал ей лицо? Лежала бы мама в этой могиле, если бы ты перестал пить? От моего крика отец задрожал сильнее, чем от ударов ремнем. – Да что ты за человек?! Что за существо?! Что за жалкая пародия на человеческое существо?! Я приблизился еще на шаг, и отец заплакал. Что? – Прости меня! Прости! Прости! Я не хотел. Я… я не хотел обижать ее. Я не хотел обижать тебя… – По щекам у него покатились слезы, и меня чуть не вырвало. Чего я от него добиваюсь? – А ну прекрати! Прекрати! Отец снова вздрогнул и замолчал. – Встань! – (Отец медленно поднялся, одной рукой придерживая брюки. Ремень с помятой пряжкой остался на могиле.) – Обернись! Он обернулся, и я перенес его в Станвилл, на стоянку наркологической клиники «Ред пайнс». – Ты знаешь, где мы? – спросил я, выпустив его. – Да. – отец нервно сглотнул. – Ну и?.. – Я не могу! Я работу потерял! У меня теперь нет страховки. Боли в его голосе было больше, чем когда он передо мной извинялся. Он считал унизительным потерять работу, которой отдал всю жизнь, или признаться в этом мне. – Машину можно продать. – Ее за долги забрали! – Отец снова заплакал. – Прекрати! Если бы деньги были, ты пошел бы лечиться? Отец упрямо поджал губы. – Сколько людей ты доведешь, прежде чем умрешь сам? Черт подери, это твоя жизнь! Покончи с собой, если хочешь! – Я стоял перед ним, скрестив руки на груди. – Я не говорил, что отказываюсь лечиться. Я согласен. Сам собирался пойти сюда, пока не потерял работу. Я прыгнул в горное убежище и вернулся с сумкой под мышкой. Вслед за мной отец поднялся по ступенькам и вошел. Документы мы заполняли добрых полчаса, но в итоге отец расписался везде, где нужно. Касаемо оплаты мне объяснили, что стандартный шестинедельный курс стоит двенадцать тысяч долларов. Я заплатил наличными и вперед. 20 К телефону подошел Кокс. Голос у него звучал устало: – Милли Харрисон и ее соседку вернули в квартиру. – Что? – Девушек отпустили. Они дома в целости и сохранности. Федеральный судья из Уичито выписал ордера на арест меня, моих агентов и главы АНБ по обвинению в похищении. Мы могли бы блокировать ордера, но я отговорил начальство. – Надолго отпустили девушек? Когда их снова схватят? – Не знаю, – ответил Кокс, немного помолчав. – Я не знаю, кому еще известно твое имя и что Милли – твоя девушка. – Тут ты мне точно не помогал! Кокс откашлялся. – Нет, не помогал. Но Милли мы освободили. Подумай об этом. Чем не жест доброй воли? Чем не жест вроде твоего, когда ты отпустил меня? Я уставился на трубку: – Я подумаю. – Наш номер у тебя есть, – напомнил Кокс и отсоединился. Милли я позвонил с таксофона, не уверенный, что Коксу стоит верить. – Алло! – тут же ответила Милли. В голосе у нее слышалась тревога. – Страшилищ рядом нет? – весело спросил я, хотя горло сжалось, а глаза заволокло слезами. – Ой, Дэви! Как твои дела? Как ты себя чувствуешь? – Ты одна? – Да! Тем мерзавцам лучше ко мне не приближаться, не то Марк обвинит их в… Я прыгнул к ней в спальню, и Милли уронила трубку. Кровать стояла голая, на полу коробки с вещами. Потом я забыл обо всем – я прижался к Милли, упиваясь запахом ее волос и вкусом ее слез на щеках. Когда мы разжали объятия и наконец посмотрели друг на друга, Милли отметила: – Ты плохо ел. – Да, неважно, – засмеялся я. – Зачем эти коробки? – Шерри уезжает. Не желает больше меня знать. Я общаюсь с «подозрительными людьми». Одна я эту квартиру не потяну. – Вот так подруга! – Она скорее соседка. – Милли пожала плечами. – Шерри целую неделю просидела взаперти только потому, что жила со мной в одной квартире. – Вас обижали? – Нет, с нами были любезны, только общаться ни с кем не позволяли. На второй день даже вопросы перестали задавать. Получается, на второй день я начал отправлять агентов АНБ в Европу, в Африку и на Ближний Восток… – Что собираешься делать? Снимешь квартиру поменьше? – Ну, если не поступит предложений интереснее… – Милли пожала плечами. – И прекрати лыбиться! Я поцеловал ее. – Не хотелось бы тревожиться о том, что ко мне ворвутся головорезы. У твоего жилища неоспоримый плюс – уединенность. – И арендная плата приемлемая. Милли снова пожала плечами: – Только придумай, как мне оттуда выбираться в экстренном случае. Еще я хочу нормальную ванную. Прекрати скалиться как идиот и помоги мне собраться. Милли посмотрела на дно каньона. Матар сидел у дымящего кострища. Я отметил, что, когда хворост кончился, он сжег стул, а винт попытался заточить на куске песчаника, но твердый металл лишь прорезал на камне борозду. |