
Онлайн книга «Моя свекровь и другие животные»
Рептилоид же, сковырнув застрявшую меж зубов соринку, коготь облизал и продолжил: – …Чтобы при встрече с вашим женихом ваша личность не пострадала. Главное, чтоб его личность не пострадала. Я с трудом, но расцепила зубы и тарелку отодвинула. Вилку, заляпанную розовой пакостью, тоже отложила. Вытерла салфеткой руки. Языком провела по клыку, который давно уже шатался, убеждаясь, что не выдрала его этим… чудо-клеем. – Мяса, – отчетливо произнесла я, – хочу. Жареного. Рептилоид мигнул. От самочки исходили волны негатива, которые Визари честно пытался глушить, но получалось с трудом. Упряма. Агрессивна, что странно с учетом ее небольших размеров. И все-таки Ицхари должен был большее внимание уделить истории того Древними забытого мирка. Но время, время… время уходило, и Визари ощущал это особенно остро. Он разменял не один десяток циклов. И экспедиция нынешняя была отнюдь не первой, в которой ему довелось принять участие. Более того, ему нравилась его работа. Агентство. Полеты. Перелеты. Миры и существа, разум которых был открыт и сладок. Эмоции. Ах, какие они испытывали эмоции… разве на болотах родного Роо-Шоуна Визари встретил бы подобные? Хрупкая нежность, словно первоцвет… и сладость предвкушения… первая встреча. Удивление. И восторг. И недоумение порой. Иногда – острое негодование, которое он, Визари, приглушал, исподволь убеждая особо упрямое создание, что видит оно воплощение всех своих желаний. Идеал. И видеть, как это навязанное убеждение врастает в разум, превращается в часть мировоззрения… пропущенные Приливы Роо-Шоуна того стоили. Самка полыхнула раздражением. Вот что с нею не так? Или рептилоид на нее так действует? Следовало признать, что, даже относясь к одной биологической группе, рептилоид все же оставался для Визари чуждым. И отнюдь не потому, что прочесть его было сложно. Неэтично. Но и писать эмоции на камни тоже неэтично. Да и незаконно… с другой стороны, эти камни принесут немалую прибыль, которая, вкупе с прочими накоплениями, позволит Визари приобрести два-три фарлонга побережья. И новый Прилив он встретит на своем песке. Он выстроит гнездо из розовых круглых камней, до которых так охочи молоденькие самочки, а дно застелет широкими листьями ла-орши. И лучше, если таких гнезд будет несколько. Когда же поднимется темная луна, последняя в сонме сестер своих, Визари пошлет призыв. Он сочинил песню из чужих эмоций. И ныне добавлял в нее последние ноты… вот, к примеру, эту напористость… она яркая, горьковатая, и эта горечь поможет разбавить излишнюю сладость общего фона, оттенить прочие эмоции. Да, пожалуй, она стоит того, чтобы Визари ее записал. – Как она? – вопрос Ицхари несколько отвлек, что от самочки, что от размышлений по поводу того, где именно – в прелюдии или завершении – ее эмоции будут смотреться уместно. – Тяжело. – Она приняла его… Чувствительные волоски Ицхари задрожали, выдавая волнение. Более того, сейчас впервые за многие годы Визари ощущал отголоски эмоций. Инсектоид волновался. И был преисполнен отчаянной решимости во что бы то ни стало свести самочку с круоном. – Она не до конца уверена, что происходящее с нею реально, – Визари было жаль начальника, но собственное сожаление, впрочем, как и все иные эмоции, было вялым. – Это плохо. Самочка требовала мяса. Визари ощущал и ее голод, и возмущение, и еще усталость. И собственное обычное недоумение, тоже вялое. Зачем все настолько усложнять? Или все дело в том, что и эта самочка, и круонцы потеряли связь со своим Морем? Для них не звучит голос Прилива. Они забыли о песке и гнездах, которые надо беречь. Они придумали длинные и сложные, порой совершенно безумные брачные танцы, но все равно не способны выбрать партнера сами. – Сделай что-нибудь! – Она плохо поддается воздействию… – Она гоминид. Ты раньше работал с гоминидами… они мягкие, ты сам говорил! – жвалы Ицхари раздраженно щелкали, а псевдоусы трепетали, роняя тончайшие былинки пыльцы. И запах тревоги делался ощутимым, волнующим. А ведь в копилке Визари почти нет негативных эмоций. Возможно, и они пользовались бы спросом? – Гоминиды психически неустойчивы, – Визари сложил передние конечности на груди, чуть склонил голову – поза смирения и покорности воспринимается одинаково, что рептилоидами, что инсектоидами, и действует на собеседника успокаивающе. – Эмоционально нестабильны. Но обладают хорошими аналитическими способностями. Попытайтесь действовать с точки зрения логики. Убедите ее. – Если бы только ее… Острые выступы на передних конечностях завибрировали, издавая тонкий неприятный звук, который, пожалуй, можно было интерпретировать как сигнал тревоги. И Визари прикрыл глаза. Он сосредоточится на работе. Он убедит самку не нервничать. Не проявлять агрессии. Быть… самкой. Мягкой, требующей защиты и опеки… беззащитной… беспомощной… и пусть потребляющей в пищу мясо, но… и хищные самки иногда проявляют мягкость… и внимание. Они слушают собеседника. И относятся к его словам серьезно. А еще очень… очень сильно желают одомашниться, выйти замуж и отложить много-много яиц… То есть детенышей. Визари выпустил воздух из верхней пары легочных мешков: все-таки живорождение при всех его преимуществах имело существенный недостаток. Сам Визари не желал и представлять, каково это – провести остаток дней с какой-нибудь самкой. Впрочем, работы это не касалось. Одомашниться… И замуж. Я смотрела на кусок слегка обжаренного мяса, стараясь не думать, кем оно было при жизни. Нет, раньше меня не посещали мысли столь странно-вегетарианского направления, и вид куриной тушки не вызывал отвращения, как и кусок свиной вырезки. Но здесь… – Что это? – я ткнула вилкой в эту отбивную, немалой, к слову, толщины. Прищурилась – мало ли, вдруг да и она разлетится розовой слизью. Но мясо осталось мясом. – Мясо, – с бесконечным терпением ответил рептилоид. И, облизнувшись, уточнил: – Жареное. – Чье? – В каком смысле? – он повернул голову, и теперь меня изучали два его правых карих глаза. |