Книга Ирландское сердце, страница 27 – Мэри Пэт Келли

Она протянула мне жакет и юбку – черная саржа.

– Она покупала это для похорон. Говорит, что вы можете себе это оставить. Она больше не хочет себе такую печальную одежду. Ваша блузка порвана, а состояние юбки не намного лучше. Выбросьте их. Не нужно надевать это снова.

Она была права. Кэрри протянула мне также пару туфель Долли, которые пришлись мне впору.

– Ох, Кэрри, а что, если Тим придет и сюда?

– Обычно он этого не делает. Но на всякий случай я шепнула Чарли, который стоит на дверях. У нас тут есть крепкие парни из рабочих сцены, которые могут и поколотить Тима, если он что-то затеет. А когда он сталкивается с теми, кто не слабее него, то ведет себя как шелковый.

Я услышала аплодисменты и восторженные выкрики публики. Занавес опустился, Долли раскланивалась со сцены.

– Мне пора, Кэрри.

Но она порылась в ящике витиеватого белого буфета и достала оттуда панталоны, нижнюю сорочку и картонку с булавками. Я начала одеваться, подгоняя под себя нижнее белье, а воображение тем временем рисовало картины, как Тим ссорится с рабочими сцены.

– Мне уже нужно было уйти, – сказала я Кэрри. – Убраться, пока Долли не…

Но тут вошла она. На пороге стояла Долли, и юбка ее костюма загораживала весь дверной проем. Нет ли у нее за спиной Тима? Нет, слава богу. Она ничего не сказала. Кэрри указала на мою грудь, на которой из-за края сорочки виднелся темнеющий синяк. Я быстро натянула черный жакет, а Кэрри подошла к Долли и начала помогать ей, расстегивая лиф вычурного белого платья.

– Мне жаль вас, Нора, – произнесла Долли. – Правда жаль. Я думала, что он контролирует свое дурное настроение. Что вы ему такого сказали?

– Я? Сказала ему? Что вы имеете в виду? Это было не дурное настроение. Он хотел избить меня. Совершенно хладнокровно. И преднамеренно.

Долли выбралась из своего платья и накинула халат, который держала Кэрри. Она села перед зеркалом своего туалетного столика и начала снимать сценический грим, нанося на лицо какой-то крем, пока ее черты не скрылись под белесым слоем. Я следила за тем, как она ватным тампоном стирала с себя образ Веселой вдовы. Никогда прежде я не видела лицо Долли без косметики.

Яркий свет над зеркалом высвечивал мелкие морщинки, покрывающие ее щеки и лоб. Вокруг глаз были светлые пятна. Она обернулась ко мне. Я уже была одета.

– Так где же мы вас спрячем? – задумчиво произнесла она. – Я бы предложила здесь, но все же существует определенный риск, что Тим… Вы можете отправиться домой к Кэрри.

– Господи Иисусе, Долли! А вы помните, что было в прошлый раз? Он ведь, когда не нашел вас у меня, разбил мне фарфоровое блюдо, а это был настоящий ирландский «беллик», – возразила Кэрри.

– Это должен быть кто-то, кого он не знает, – сказала Долли мне. – Не из вашей родни.

– А как насчет гостиницы? – предложила Кэрри.

– Я… У меня совсем нет денег, – предупредила я.

Долли сделала небрежный жест пальцами в мою сторону. Она как раз накладывала на лицо слой тонирующего крема, а затем подвела глаза черным косметическим карандашом. Воссоздала себя.

– К завтрашнему дню Тим отойдет. И явится к вашей двери с охапкой роз. И будет полон раскаяния – с ним всегда так, – заметила Долли.

– Всегда? Боже мой, Долли, как вы ему такое позволяете?

– Он ведь не имеет в виду ничего плохого. Ему тоже нелегко находиться в моей тени. И я делаю ему поблажки.

– Так я тоже была одной из таких поблажек? – поинтересовалась я.

– Видите ли, Тим – мужчина с большим аппетитом, – пояснила она. – А я… – Она умолкла.

– Не переживала по этому поводу, – закончила за нее Кэрри.

– Это не так, – возразила Долли. – Я, конечно, женщина страстная, но моя энергия должна быть направлена на мою работу.

– Выходит, я давала вам передышку, так, что ли? – удивилась я.

– Уж лучше вы, чем какая-нибудь бестолковая девица из хора, вообразившая, что у них с ним великая любовь, – вздохнула Долли.

– Или которая начинает грозить, что пойдет к копам, – вставила Кэрри. – Помните ту итальянку? К нам явился ее отец и заявил, что поднимет большой шум, выложит все газетчикам. Уладить это стоило дороже, чем стоит ночь в номере отеля.

– Пойти к газетчикам? – переспросила я. – Но я, напротив, не хотела бы, чтобы кто-то об этом знал. Мне так стыдно!

– Это ведь он вас бил, а не наоборот, – заявила Кэрри. – Это ему должно быть стыдно.

– И все же вы, должно быть, как-то спровоцировали его, – высказала предположение Долли.

– Нет, нет, ничего такого.

– Разве вы не рассердились на него за то, что он угрожал вам на свадьбе? – не унималась она.

– Рассердилась? Ну, не очень-то. Просто сказала ему, что так не может продолжаться. Долли, он мог бы все выложить моей семье, если бы вы не остановили его там.

Она тягостно вздохнула.

– Он действительно держит зуб на всех вас, Келли, и ненавидит того детектива. Как бишь его фамилия? Ларни. Он говорит, что ваш брат и кузен смотрят на него свысока. И что ему ужасно хочется стереть с их физиономий это высокомерие.

– Это он вам такое говорил? Какой ужас.

Однажды вечером, еще маленькой девочкой, я застала у нас на кухне за столом соседку. С ней было трое ее маленьких сыновей, они плакали. Мама готовила чай, а бабушка Онора держала ее за руку. Папа с дедушкой Патриком вышли куда-то из дома.

– Они переговорят с ним, – сказала соседке бабушка Онора.

– Он очень пьян, – ответила та. – В него вселился дьявол.

Потом папа с дедушкой Патриком вернулись, и та женщина ушла вместе с ними.

– Вправили ему мозги, – сказал дедушка Патрик бабушке Оноре, когда они с отцом вернулись домой. – Это один из тех парней, которые оставляют свою скрипку за порогом.

На следующее утро я спросила у мамы, что дедушка Патрик имел виду, говоря это бабушке.

– Ох, Нони, – вздохнула она. – Есть люди, которые очаровывают всех окружающих, но при этом мучают тех, кто их любит.

– Но почему, мама, почему?

– Думаю, потому что у них есть такая возможность, – ответила она.

– А он снова будет бить ту леди?

– Надеюсь, что нет, Нони. Твой папа с дядей нагнали на него страху. Ей бы, конечно, уйти от него. Но куда она может пойти? У нее здесь даже матери нет. В Ирландии у нее нашлось бы полно родичей, хоть и нет никаких гарантий, что они были бы ей рады. Бедняжка.

Бедняжка. Долли со всеми ее деньгами и популярностью позволяла Тиму грубо обращаться с собой, а потом принимала его обратно. Терпела, что он изменял ей. «Я женщина страстная», – сказала она. Ну, если страсть означает именно это, прошу Тебя, Господи, убереги меня от такого! Любовь. Я ведь действительно думала, что люблю его. Человека, который был в шаге от того, чтобы чуть сильнее сжать свои пальцы и придушить меня.