Книга Кристина + Сергей = Смерть. Любовь под присмотром КГБ, страница 99 – Леонид Млечин

— Паспорт попрошу.

Хозяин заметался по квартире, вернулся с паспортом. Руки у него заметно дрожали. Пшеничный внимательно изучил паспорт, убедился в наличии прописки:

— Верно — вы Быстрицкий. Как же вы не знаете Власова? Он показал, что вы регулярно снабжаете его наркотиками на продажу.

У хозяина квартиры буквально подкосились ноги.

— Нет, это неправда, — пытался он возражать, — я не наркоман… У меня нет наркотиков! Да я его и не знаю!.. Поверьте мне…

Пшеничный знал, что нарушает закон, но разбуженный среди ночи человек сопротивляется слабее.

— Тогда я вызываю опергруппу, — равнодушно сказал Пшеничный. — Сейчас проведем обыск. Найдем, где вы храните запрещенные препараты…

— Подождите, не звоните, — хозяин квартиры лихорадочно облизывал губы. — Может быть, мы можем договориться? Я человек с положением. Обыск и все такое подорвет мою репутацию.

— Да уж, в министерстве не обрадуются, узнав, что директор всесоюзного объединения, человек, которому партия доверила такой высокий пост, — торговец наркотиками, — назидательно сказал Пшеничный. — Не только свою жизнь губите, но и подрываете здоровье других строителей коммунистического общества.

— Присядьте, умоляю вас, — попросил хозяин. — Хотите кофе, чего-нибудь выпить? У меня отличный коньяк, виски трех сортов… Тут какая-то ошибка… Но я готов компенсировать ваши труды. Назовите, сколько…

— Ошибка? — искренне обиделся Пшеничный. — У нас есть показания Власова, который признал, что передает вам наркотики…

— Я не спорю, я не спорю! — Хозяин квартиры прижал руки к сердцу. — У меня есть валюта… Пятьсот долларов…

Пшеничный с искренним удивлением посмотрел на него. На валюту он точно не рассчитывал. Он долларов и в руках не держал, только в кино видел.

— Тысяча, — поспешно добавил хозяин.

— Так, где у вас телефон? — спросил вошедший во вкус Пшеничный.

— Две тысячи, — сказал хозяин.

Пшеничный как-то неопределенно пожал плечами. Хозяин убежал в спальню и вернулся с пачкой долларов.

— Можете не пересчитывать. Только что привез из загранки.

Пшеничный положил деньги в карман шинели и сказал:

— Ну что же, в таком случае я еще раз перепроверю показания арестованного. Может быть, он обманывает нас и клевещет на невинного человека, чье честное имя органы обязаны защитить… А если нет, то наведаюсь еще. И предупреждаю — разговор будет другой.

Закрыв за ним дверь, хозяин прислонился к притолоке и заплакал.

Васильев ждал внизу в машине. Пшеничный отсчитал ему половину. Васильев покрутил в руках доллары:

— Ничего себе… И не рассчитывал… Не на слишком ли мы высокий уровень поднялись, а? Люди не простые. Как бы нам это боком не вышло.

Пшеничный презрительно отмахнулся:

— Может, у них и есть связи на Лубянке, но к комитетским они за помощью не пойдут. Не тот случай. За такие дела им вышка светит.

Васильев успокоился:

— Насчет комитетских дел ты лучше знаешь.

Он хлопнул майора по плечу.

— Надо отметить хорошее дело. Поехали, тут есть хорошее местечко.

— Нет, — наотрез отказался Пшеничный. — Я должен ехать домой. У меня семья.

— Странный ты парень, — недовольно заметил Васильев. — На хрен ты эти бабки копишь? В могилу с собой не унесешь.

— Я коплю для сына, — объяснил Пшеничный. — Хочу, чтобы он в МГИМО поступил и за границей работал. Я ничего в жизни не достиг, пусть он за меня карьеру сделает.

— А мне бы дочь замуж пристроить — и буду доволен, — хмыкнул Васильев.

Он вылез и пошел по улице.

Машина Пшеничного, мигнув огоньками, исчезла в темноте.

В следующее дежурство капитану Васильеву пришлось действовать одному. Он ловко впихнул в автомобиль еще одного начинающего торговца наркотиками, чье имя назвал первый арестованный, и защелкнул на нем наручники. Довез до подвала и тут уже стал его допрашивать. Но этот не желал ничего говорить.

Васильев вышел в соседнюю комнату и позвонил Пшеничному. Когда-то здесь, в подвале, помещался пункт охраны правопорядка. Васильев уже не работал участковым, но сохранил ключи от подвала. Установленный здесь телефон все еще числился за милицией и работал исправно.

— Молчит наш клиент, — пожаловался Васильев. — Не сознает тяжести содеянного. Что с ним делать?

— Поучи его как следует, — посоветовал Пшеничный. — В любом случае это пойдет ему на пользу. Как еще отучить наркомана от вредных привычек? Раз отец в детстве не лупил, мы исправим.

Васильев снял пиджак и засучил рукава. Через минуту из соседней комнатушки раздались звуки ударов и отчаянные крики:

— Не надо! За что?

Майор Пшеничный сидел у себя дома, читал газету и пил чай с вареньем. На столе стояла большая фотография его сына. Когда позвонил телефон, он не сомневался, что это Васильев. Он взял ручку:

— Так, диктуй… Как-как?.. Молодец, умеешь убеждать.

Пшеничный надел мундир и спустился вниз.

Валютно-финансовое управление располагалось отдельно от остального аппарата министерства, в собственном здании. Судя по обилию хорошо одетых дам, на условия труда тут никто не жаловался. Пшеничный спросил у вахтера, на каком этаже кабинет начальника управления Елены Дмитриевны Степановой. Тот автоматически спросил:

— Вы договаривались о встрече? Вас ждут?

— Я не клиент, — мрачно ответил Пшеничный. — Я из милиции. Мне договариваться не надо.

Перепуганный вахтер проводил его до лифта. Предупрежденная по телефону секретарша встала, когда Пшеничный вошел в приемную. В просторном кабинете сидела молодая для столь высокой должности женщина. При появлении милиционера она не могла сдержать удивления:

— Нас уже проверяли. У нас все работающие с московской пропиской. У нас, знаете ли, серьезное учреждение.

— Я не из паспортного стола, Елена Дмитриевна, — отрезал Пшеничный. — Я занимаюсь борьбой с контрабандой наркотиков.

Он достал свой блокнот и продолжил холодным тоном:

— Торговец наркотиками, которого вы знаете под кличкой Абрикос, показал, что сдает вам деньги, полученные от нелегальной — и преступной! — торговли запрещенными в нашей стране препаратами. Подтверждаете?

Степанова заговорила очень быстро:

— Нет, это клевета, меня оклеветали… У меня много врагов… Они все это подстроили… Вы должны мне верить…

Пшеничный вложил блокнот в папку и поднялся с места.

— Раз вы не желаете сотрудничать и добровольно помогать органам, как велит долг советского человека, тогда придется поехать со мной. Посидите в камере, подумаете. А я вызываю опергруппу, проведем обыск помещения, допросим ваших сослуживцев.