
Онлайн книга «Отцовский штурвал»
![]() – Скажешь тоже! Где-то еще футляр был. – Я заглянул под кровать. – У него замок сломался, мама вынесла в кладовку, – подсказала Вера. Я сбегал в кладовку, принес матовый от инея и пыли футляр. Вера вытряхнула из него мусор, протерла сырой тряпкой. Мы вышли на дорогу. Я нес аккордеон на плече, так было удобнее. Таня шла впереди, каблуки сапожек впивались в снег. Тропинка петляла между кочек. По верхушкам деревьев, переваливаясь с боку на бок, сопровождая нас, прыгала луна. – Давай помогу, он, наверное, тяжелый. – Таня остановилась, преградила мне дорогу. – А ну, посторонись! – шутливо двинулся я на нее. – И не подумаю, – засмеялась она. – Ты мне лучше скажи, почему из магазина пришел сердитым. – Тебе показалось. – Не хочешь говорить? – обиделась Таня. – Как тебе объяснить все? – Я замялся, не зная, что сказать. Она поняла по-своему. – Ничего не надо объяснять. – Голос у нее дрогнул, сорвался. – Ты рассердился, что я к вам пришла. – Таня, что ты говоришь! – взмолился я. – И как только такое пришло в голову. Ребятишки в тебе души не чают. – А ты? – тихо, почти шепотом, спросила она. Слова, которые я так долго носил в себе, которые были нужны именно сейчас, пропали. Я молчал, язык будто приклеился к зубам. Сегодня, когда она появилась в нашем доме, я почувствовал, что Таня со свойственной ей прямотой пошла мне навстречу. Я боялся поверить в это. Все было так неожиданно. Меня пугало другое – может, она это сделала из-за жалости к ребятишкам? Где-то в стороне от поселка лаяли собаки, и от их тоскливого бреха стало неспокойно на душе, точно я проскочил мимо дома близкого мне человека. Рядом за кустами чернел забор детдома, чуть выше на меня осуждающе глядела луна. Таня закутала лицо платком, зябко поежилась. – Пошли, чего остановились! Я поднял аккордеон. Мне хотелось что-нибудь сказать ей, смять это молчание, сломать невесть откуда возникшую стену. Но я топал за ней следом, в душе проклиная себя. «И в кого я такой удался! Обязательно нужно испортить все». Миновали проходную, остановились около жилого корпуса. – Вот и пришли, – сказала Таня. Она поднялась на крыльцо, достала из кармана ключ, с металлическим хрустом щелкнул замок. Комната, в которой она жила, была маленькой, тихой и полупустой. У окна стол, над кроватью книжная полка, в углу тумбочка, на ней круглое зеркало. – Раньше здесь сторожиха жила, – сказала Таня. Я поискал глазами, куда бы поставить аккордеон. Таня убрала со стола тетрадки. Из самой нижней выпали и разлетелись по комнате листки с рисунками. Я поставил на стол аккордеон, собрал их в стопку, стал рассматривать. Чего только там не было! Деревья, дома, самолеты, машины, собаки, зайцы. На одном из рисунков я узнал детдом. Рядом с ним крохотные человечки, круглолицая, величиной с дом, воспитательница. Почти на каждом листке старательным детским почерком было выведено: «Татьяне Васильевне в день рождения». Я вспомнил, как после концерта ребятишки подходили к ней, смущенно совали эти самые листки. – Что же ты не сказала? – обиженно спросил я. – А зачем? Мне и так хорошо было. Таня подняла залетевший под стол листок. – Посмотри. Вот Саня нарисовал. Я узнал, вернее, догадался, что на рисунке Санька изобразил свой поселок Бакалеи. На переднем плане был нарисован клуб, от него, будто в очереди друг за другом, вниз шел ровный ряд домиков, чуть выше, под самый обрез листа, раскрашенные зеленым карандашом, бугрились гольцы. – А самолет Наташа Горина нарисовала, – сказала Таня. – Помнишь, она говорила, что у нее отец – летчик. Девочки совсем одна. Вот она и выдумала себе родителей. Таня посмотрела на меня, печально улыбнулась. – И я тоже когда-то придумывала. Я заметил, как у нее дрогнули, растянулись губы, захлопали ресницы. Но она все же сдержала себя. Когда-то у Тани был свой дом, мать. Про отца она почему-то не вспоминала, стеснялась, что ли. По ее словам, мать была красивая, высокая, с мягкими руками. Больше ничего не помнила, разве что тот день, когда хоронили мать. Было много народу. Утонула она случайно, переправляясь на лодке через Ангару. Где-то посредине реки лодку опрокинуло ветром. Спасти ее не смогли, на роду, что ли, такая смерть написана. Тане тогда было три года. С тех пор она в детдоме. – Видишь, какие они у меня. Весь мир подарили, – улыбнулась Таня. И тут неожиданно для себя я понял: вся ее жизнь в этих ребятишках, в этом детдоме, в том, что она делает здесь каждый день, и недаром они так стерегут ее, следят за каждым шагом. Таня забрала рисунки, аккуратно положила на стол. – Раздевайся, я сейчас чай поставлю. – Нет, нет, не надо, лучше ты приходи к нам завтра, – сказал я и замер: согласится или нет? Таня быстро посмотрела на меня, кивнула головой. * * * Когда дела у Кости пошли на поправку, я уехал на вокзал покупать билеты. Вернулся вечером и застал дома Таню. Она читала вслух книгу, Костя сидел на кровати, грыз яблоко. На нем был синий в полоску свитер, такого раньше у него не было. Вера высунулась с кухни, она гладила белье, весело сказала: – Степа, посмотри, что нам Таня принесла! Сестра подбежала к столу, развернула большой сверток, достала пальто, примерила на себя. Пальто было зеленое с цигейковым воротником. Точно такое же я недавно хотел купить в магазине, но там не оказалось маленьких размеров. – Павел Григорьевич выписал два комплекта, – смущенно сказала Таня. – Нет, он не даром, за аккордеон. Говорит: этому инструменту цены нет. Она, видимо, боялась, что я не возьму или скажу что-нибудь против. По глазам ребятишек я видел: они довольны, брат нет-нет, да скосит глаза на свитер, погладит его рукой. – Раз принесла, какой может быть разговор! Одежда была кстати, особенно пальто для Кости. Старое я исполосовал багром так, что на него было страшно смотреть. Костя соскочил с кровати, подбежал к столу: – Куда босиком, а ну марш на место! – крикнула Вера. – Только очухался, снова заболеть хочешь? Костя на цыпочках побежал обратно, запрыгнул на кровать. – Я валенки хотел показать, – обиженно сказал он. – Мы здесь разобрали чемоданы, все перегладили. Смотри, сколько свободного места осталось, – говорила Вера. Простыни, наволочки, полотенца и все прочее белье было сложено ровными стопками, чемодан легко закрывался, а когда собирались в первый раз, я давил на него коленкой, чуть не сломал замки. |