Книга Огоньки светлячков, страница 28 – Пол Пен

Я поднял глаза к потолку, вернее, к матрасу верхней койки, и принялся одновременно с актерами произносить реплики.

Темнота в комнате стала более плотной и пугающей, когда зазвучала самая грустная мелодия. Оркестр заиграл крещендо, певица взяла самую высокую ноту, и, как всегда в этот момент, на глаза мне навернулись слезы.

Наступающую ночь мне предстоит провести без сна. Мне надо кое-что спросить у сестры, и я хотел сделать это сегодня.

Мама отправилась спать первой. Пол у двери скрипнул, когда она проходила мимо моей спальни. Полилась вода сначала из бачка, потом из крана в раковину. Тихо закрылась дверь их с папой комнаты, а через несколько минут и бабушкиной. Даже еще тише.

Мой брат вел себя совсем не так. Когда закончился фильм, он вскочил с дивана и побежал, притопывая, по коридору, не беспокоясь о тех, кто уже спал. Ноги его разрезали полосу света под дверью, я накрылся с головой простыней, готовый к землетрясению. Десятки пружин заскрипели на все лады, принимая на себя его вес, рама тряслась еще несколько минут. Пружины прогибались и скрипели, дыхание брата стало тяжелым и шумным, потом он застонал, и скрип стих. Через секунду он уже храпел.

Последним в ванную пришел папа. Я слышал, как он долго чистил зубы, потом стал открывать ключом дверь спальни.

В подвале наступила тишина. Только капала вода в бачке и храпел над моей головой брат.

Не легла в свою кровать только сестра. Она еще сидела в общей комнате.

Я лежал, вглядываясь в темноту, и пытался уловить каждый доносящийся оттуда звук. Я весь обратился в слух, от меня не утаилось даже шуршание карабкавшихся по карандашу светлячков в банке.

Когда брат несколько раз перевернулся, я осторожно встал и вышел в коридор. К счастью, пол подо мной не скрипел, как под ногами мамы. Мои глаза привыкли к темноте, и горящие красные точки на телевизоре и видео показались мне очень яркими, как огоньки светлячков. Приблизившись к входу в общую комнату, я на всякий случай закрыл глаза: вдруг моя сестра решила снять маску.

Внезапно осознание совершенной ошибки резануло меня по животу острым лезвием.

Все это проделки Человека-сверчка. Он пришел в наш дом на запах крови сестры и спрятался где-то, чтобы его никто не заметил, а теперь разглядывает меня из темного угла своими выпученными глазами. Усики-антенны шевелятся и царапают потолок. Когда все разошлись, он захватил мою сестру и теперь использует ее в качестве приманки, уверенный, что сможет добраться до меня.

И у него получилось. Я стоял, беззащитный, посреди комнаты, крепко зажмурившись от страха. Я втянул голову в плечи, ожидая, что вот-вот заскрипят его колени и коснутся моего лица.

Однако ничего подобного не произошло.

Я осторожно приоткрыл один глаз и оглядел комнату. Все здесь было привычно и на своих местах: диван, папино кресло, полки с книгами и кассетами. Красные огоньки на телевизоре и видеомагнитофоне осветили силуэт с длинными волосами.

Я зажмурился так сильно, что приподнялась верхняя губа.

– Что ты здесь делаешь, скажи на милость? – прошептала сестра.

– Человек-сверчок, – ответил я.

Сестра прикрыла щель на месте рта рукой и спросила:

– Ты слышал скрип?

Резинки на ее затылке натянулись, и, осмелев, я открыл глаза.

Красный свет подсвечивал застывшие черты ее маски. Она сидела на полу, скрестив ноги и прислонившись к дивану. Глаза в прорезях казались черными, такими, по моему мнению, были глаза у Человека-сверчка.

– Почему ты здесь? – спросил я.

Голова сестры упала на грудь. Я заметил на белой поверхности разводы крови, которые не оттерла мама. Я сел рядом, коснувшись ее левым боком. Слушая дыхание сестры, я размышлял, спросить ли ее о том, о чем хотел, или, как обычно, позволить всему идти своим чередом. Наблюдать со стороны и принимать на веру объяснения отца и мамы. И бабушки, конечно.

– Это был папа? – наконец спросил я на выдохе, вытянув губы трубочкой, словно курящая кальян гусеница в книжке о приключениях Алисы в Стране чудес. Я не только читал о них, но и смотрел фильм. Это была одна из кассет, которые папа хранил на нижних полках.

– Па…па? – Первый слог сестра произнесла шепотом, второй нормальным голосом. – Что папа?

– Кровь, – пояснил я.

Сестра вздохнула.

Я поднял руку, чтобы погладить ее по щеке, но передумал. Рука зависла в воздухе. Сестра это заметила и сжала запястье. Глаза ее стали маленькими, как личинки пчел в сотах.

– Можешь ко мне прикоснуться, – прошептала она. – Если хочешь.

– Я не хочу…

Сестра потянула на себя мою руку. Кончик моего пальца лег на холодную щеку маски. Я сжал кулак. Сестра накрыла ладонью мою свободную руку. Ее жест меня немного успокоил. Я расслабил руку и положил ее на щеку маски.

Белая стена, скрывшая ото всех мою сестру.

– Я чувствую тепло, – сказала сестра.

Поверхность маски казалась мне холодной и жесткой, но под ней угадывалось живое существо, так было с моим цыпленком за скорлупой яйца.

– Это был он? – повторил я вопрос.

Личинки пчел забегали. Сестра оглядела мое лицо, наши руки и сглотнула.

– Да, – наконец ответила она. – Все из-за него. – Она сжала мои пальцы и оторвала их от пластика. Большой палец пронзила боль. – Но ты не должен никому говорить. Поклянись Тем, Кто Выше Всех.

Я вспомнил бабушкины четки. Сестра хочет, чтобы я опять дал клятву? Красный свет сигнальных огней изменил угол падения и цвет маски, теперь под глазами появились темные полукружия.

– Никому, – повторила сестра.

Свет исчез в прорези на месте рта. Сестра оттолкнула мою руку и встала. Шаги ее были тихими и легкими, пол под ногами в носках не скрипел. Я потер заболевший большой палец. Дверь комнаты закрылась раньше, чем я успел подняться. Сестра исчезла неожиданно, как лучик солнца, который я ловил днем в этой комнате, из моих рук.

Я на цыпочках вернулся к себе в спальню и улегся в постель под громовой храп брата. Вытянув руку, я провел по изогнувшемуся матрасу его койки, потом погладил пальцем ладонь, касавшуюся маски сестры. Возможно, под ней скрывались обтянутые обожженной кожей кости. Лицо наизнанку.

Натянув простыню до самого подбородка, я стал просить Того, Кто Выше Всех, не наказывать меня очень строго, если я нарушу клятву и расскажу обо всем, что узнал, маме. И еще я попросил его удержать отца и не позволить ему делать сестре больно.

– Ты можешь больше не приносить для меня картошку, – предложил я и вспомнил о досках, из которых отец сделал колыбель для ребенка. Они появились в подвале за два дня до того, как сестра родила на столе в кухне. Бабушка тогда твердила, что кроватка нужна срочно; я уверен, что она просила послать нам доски еще с той поры, как сестра завела привычку сидеть, сложив руки на выпирающем животе. И все же они появились только тогда, когда сестра пожаловалась на боли.