Книга Еще темнее, страница 98 – Эрика Леонард Джеймс

– Дальше, – шепчет Ана.

– Я увидел ее в таком состоянии и понял, что я, возможно, тоже виноват в ее надломе…

В моей памяти всплывают воспоминания из прошлого – Лейла шалит, нарочно поворачиваясь ко мне спиной и зная, чем ей это грозит.

– Она всегда была живой и озорной. Она могла причинить тебе вред. И я был бы виноват в этом.

Если бы с Аной что-нибудь случилось…

– Но ведь не причинила же, – говорит Ана. – И ты не виноват в ее безумии, Кристиан.

– Я лишь хотел, чтобы ты ушла. Я хотел, чтобы ты была подальше от опасности, а… Ты. Просто. Не хотела. Уходить. – Мое отчаяние возвращается, и я сердито гляжу на Ану. – Анастейша Стил, вы самая упрямая женщина на свете. – Я закрываю глаза и снова качаю головой. Что мне с ней делать?

Если она останется.

Она все еще стоит передо мной на коленях, когда я открываю глаза.

– Ты не собиралась сбежать? – спрашиваю я.

– Нет! – Теперь она говорит с легким отчаянием.

Она не бросает меня. Я вздыхаю.

– Я подумал… – Я замолкаю. – Ана. Вот, я весь перед тобой… и я весь твой. Что мне сделать, чтобы ты это поняла? Чтобы ты увидела, что я хочу тебя всю, всю целиком, какая ты есть. Что я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, Кристиан, и видеть тебя вот таким, это… – Она замолкает и глотает слезы. – Я думала, что сломала тебя.

– Сломала? Меня? О нет, Ана. Как раз наоборот.

Ты делаешь меня цельным.

Я беру ее за руку.

– Ты мое спасение, – шепчу я. – Спасительная соломинка.

Ты нужна мне.

Я целую поочередно ее пальцы, потом прижимаю мою ладонь к ее ладони.

Как заставить ее понять, как много она значит для меня?

Дай ей дотронуться до тебя.

Дотронься до меня, Ана.

Да. И прежде чем я передумал, я беру ее руку и кладу ее себе на грудь, чуть выше сердца.

Я твой, Ана.

Тьма расползается внутри грудной клетки, учащается дыхание. Но я держу под контролем свой страх. Еще, еще, Грей. Я опускаю свою руку и оставляю ее руку на своей груди, смотрю на ее милое личико. В ее глазах я вижу сострадание.

Я вижу.

Она слегка сгибает пальцы, и я чувствую сквозь ткань рубашки ее коготки. Потом убирает руку.

– Нет, – говорю я и снова прижимаю ее руку к моей груди. – Не надо.

Она удивленно смотрит на меня, но потом придвигается ближе, чтобы наши колени касались друг друга, и поднимает другую руку.

Черт побери. Она собирается меня раздеть.

Меня наполняет ужас. Не могу дышать. Одной рукой она неловко пытается расстегнуть верхнюю пуговицу. Она шевелит пальцами другой руки, и я отпускаю ее. Обеими руками она легко справляется с пуговицами, а когда распахивает рубашку, я раскрываю губы, и мое дыхание учащается.

Ее рука приближается к моей груди. Она хочет дотронуться до меня. Кожа к коже, тело к телу. Собравшись с духом, используя опыт многолетнего контроля, готовлюсь к ее прикосновению.

Ана колеблется.

– Да, – шепчу я, подбадривая ее, и наклоняю голову набок.

Кончики ее пальцев легче перышка касаются моей груди и гладят там волосы. Страх подбирается к моему горлу, стягивается тугим узлом; не могу сглотнуть. Ана убирает руку, но я хватаю ее и прижимаю к своей коже.

– Нет. Мне так надо, – шепчу я через силу.

Я должен это сделать.

Я делаю это для нее.

Она прижимает ко мне ладонь, потом ведет пальцем линию к моему сердцу. Пальчики нежные и теплые, но они все равно обжигают мне кожу. Оставляют на мне следы. Я весь ее. Я хочу дать ей свою любовь, свое доверие.

Я твой, Ана.

Весь твой.

С трудом втягиваю воздух в легкие.

Ана ерзает, у нее потемнели глаза. Она еще раз проводит пальцами по моей груди, потом кладет руки мне на колени и наклоняется вперед.

Черт побери. Я закрываю глаза. Мне трудно все это выдержать. Я запрокидываю голову. Жду. И чувствую, как ее губы с огромной нежностью целуют то место, где стучит мое сердце.

Из меня вырывается стон.

Это сокрушительно. Это ад. Но это Ана, она здесь, любит меня.

– Еще, – шепчу я.

Она наклоняется и целует меня повыше сердца. Я понимаю, что она делает. Понимаю, где она меня целует. Она делает это снова и снова. Ее губы нежно касаются каждого шрама. Я знаю, где они у меня. Знаю с того самого дня, когда они появились на моем теле. И вот она делает то, чего не делал никто и никогда. Целует меня. Принимает меня. Принимает и эту мою темную сторону.

Она убивает моих демонов.

Моя храбрая девочка.

Моя красивая, храбрая девочка.

У меня мокрое лицо. Слезы затуманили мне глаза. Но я нахожу дорогу к Ане, обнимаю ее, запускаю пальцы в ее волосы. Поворачиваю к себе ее лицо и впиваюсь в губы. Чувствую ее. Наслаждаюсь ею. Жажду ее.

– Ох, Ана, – шепчу я с обожанием, лаская ее рот.

Я кладу ее на пол. Она берет в ладони мое лицо, и я не знаю, отчего оно мокрое, от ее слез или моих.

– Кристиан, пожалуйста, не плачь. Я серьезно говорю, что никогда тебя не оставлю. Мне очень жаль, если у тебя сложилось другое впечатление… пожалуйста, прости меня. Я люблю тебя. Я буду всегда тебя любить.

Я смотрю на нее и пытаюсь поверить в то, что она сказала.

Она говорит, что любит меня, что всегда будет меня любить.

Но она не знает меня.

Она не знает монстра.

Монстр недостоин ее любви.

– В чем дело? – спрашивает она. – Что это за тайна, которая заставляет тебя думать, что я убегу от тебя? Почему ты так уверен, что я уйду? Расскажи мне, Кристиан, пожалуйста!

Она имеет право знать. Иначе, пока мы будем вместе, тайна, секрет всегда будет преградой между нами. Она заслуживает правды. Что бы я ни думал, я должен сказать ей все.

Сажусь по-турецки, и она тоже садится, глядя на меня. Ее глаза округлились и полны страха, в точности отражая и мои чувства.

Она смотрит на меня с отчаянием. Ох, черт – это плохо…

– Ана… – Я замолкаю и тяжело вздыхаю.

Скажи ей, Грей.

Выкладывай все начистоту.

– Ана, я садист. Я люблю хлестать маленьких девушек с каштановыми волосами, вот как ты, потому что вы все выглядите как та проститутка – моя родная мать. Конечно, ты можешь догадаться почему.

Слова одно за другим срываются с моих губ с такой поспешностью, словно были давно к этому готовы и ждали много дней.