Книга Истина, страница 38 – Эдуард Хруцкий

Это заметил и Горелов, когда Олег садился в машину.

— Ты некий милицейский Антей, тебе нельзя отрываться от родной почвы.

Наумов весело подмигнул ему, положил папку на заднее сиденье.

— Рукопись Игоря? — Голос Горелова стал серьезным.

— Да.

— Дашь посмотреть?

— Чуть позже.

Машина выбралась на улицу Герцена, у магазина «Фрукты» Виктор лихо развернулся, и они очутились на бульварах. Промелькнул похожий на генерала в шинели, наброшенной на плечи, жизнеутверждающий Гоголь.

— Ты андреевский памятник видел? — спросил Горелов.

— Не только видел, но и люблю его очень.

— Как точно скульптор передал духовный мир Гоголя. Я, когда иду гулять, обязательно захожу во дворик и смотрю на него, и у меня на душе спокойно становится, работать сразу хочется. Хорошо, что еще Пушкина не заменили.

— Мне нынешний Гоголь напоминает генерала.

— Еще бы, его же автор тем и прославился, что ваял бесконечные портреты военных. А там главное — ордена не перепутать.

Машина свернула на Метростроевскую и остановилась у большого старого здания.

— Приехали. — Горелов выключил зажигание. — Чудная женщина Вера Федоровна. Труженица. Она на своей машинке институт дочке выстукала, замуж ее выдала, теперь внука тянет.

У Веры Федоровны была какая-то странная квартира. Громадная прихожая, огромный коридор и две маленькие комнаты. И сама она, высокая, сухая, гладко причесанная, с папиросой во рту, была из далекого вчера. Ей только пенсне не хватало. Хозяйка пригласила их в комнату. На столе стояла пишущая машинка, огромное сооружение двадцатых годов.

Вера Федоровна поймала изумленный взгляд Наумова.

— Привыкла я к этому чудовищу. Конечно, грохот сильный, но работает прекрасно.

Все стены комнаты были увешаны фотографиями писателей с теплыми надписями. Олег узнал многих. На некоторых рамках черные ленты. На портрете Бурмина ее не было.

— Никак не могу поверить, что Игоря нет. — Вера Федоровна внимательно посмотрела на фотографию. Потом она села, зажгла новую папиросу, затянулась глубоко. — Я вас видела на похоронах, но не подумала, что вы из милиции.

— Почему?

— Не похожи. Чем я вам могу помочь? Олег положил на стол папку.

— Вера Федоровна, вам знакома эта рукопись? Женщина подвинула папку, раскрыла, взглянула мельком.

— Еще бы, — она выпустила плотный клуб дыма, — это повесть «Место встречи Гродно», я печатала ее.

— Посмотрите, пожалуйста, чего не хватает?

Вера Федоровна начала перелистывать страницы. В комнате повисло молчание, только шелестели листы. И Наумов ощутил тягучую замедленность времени.

Тикали часы, шумела за окном Метростроевская, шелестели страницы. Наконец Вера Федоровна закрыла папку.

— Здесь нет последней главы.

— Вы печатали ее?

— Конечно.

— Припомните, пожалуйста, что в ней было. Вера Федоровна задумалась.

— Знаете, — сказала она, словно извиняясь возраста, — работа постоянно новая. Трудно вспомнить точно. Но одно могу сказать твердо. Игорь пришел ко мне очень возбужденный, принес то, что напечатал сам. Сказал: знаете, мол, Вера Федоровна, по-моему, я сделал главное дело своей жизни, нашел негодяя, предавшего разведчиков. Я очень удивилась. Игорь ничего не сказал. Он забрал у меня уже готовый конец повести, страниц сто. Дал пятнадцать страниц и сказал, что быстро напишет остальное.

— Вера Федоровна, вспомните, ради бога, что было в этих пятнадцати страницах. — Олег даже вскочил от волнения. — От этого зависит очень многое.

— Что было… Он приехал в Гродно, с каким-то стариком разговаривал… Нет, не припомню… Если бы знала… Впрочем…

Вера Федоровна встала, вышла в другую комнату. Вернулась очень быстро. Положила на стол вытертую кожаную папку.

— У меня глупая привычка, я откладываю бракованные страницы. Знаете, лента изнашивается, отпечаток нечеткий.

Она копалась в папке. И снова потянулись минуты, похожие на вечность.

— Вот, — она протянула Наумову лист бумаги, — это из повести.

Наумов взял. На листе был напечатан всего один азбац. Буквы были словно смазаны:

Дальше строчки обрывались.

— Этот дом в Гродно? — спросил Наумов, не веря в удачу.

— Конечно, это я помню четко. Хотите чаю или кофе? — Вера Федоровна встала.

— Нет, спасибо, мне пора. Горелов тоже отказался.

Когда они подошли к машине, был десятый час.

Впервые Леня Сытин руководил группой. Ему дали в помощь двух оперативников, и они поехали на улицу Чаплыгина. Было решено опросить всех жильцов соседнего дома, чьи окна выходили на подъезд, в котором находилась квартира Бурмина, и всех его соседей.

Но сначала Леня зашел в квартиру. Алла открыла дверь, на лице ее было выражение полного смирения с неизбежным злом, которое, по ее разумению, представляли работники милиции.

— Теперь вы? — спросила она. — Но я уже говорила вашему майору, что не видела этого человека.

— А голос его запомнили?

— Мне только и дел, что голоса запоминать. Голос как голос. Мужской.

Они стояли в прихожей, Алла даже не предложила Сытину пройти в комнату.

— Опишите сумки, в которые были сложены бумаги. И тут Леня, имевший уже кое-какой опыт в общении со свидетелями, был просто поражен точностью описания и обилием деталей.

Сумки оказались крупными, одна из синего материала болонья, с красными витыми ручками, с буквами «ОН». Правая сторона сумки была чуть надорвана, и из нее торчали бумаги. Вторая сумка темно-коричневая, простеганная, из кожзаменителя финского производства. Одна из ручек лопнула и скреплена белым проводом.

Когда Леня пошел к двери, Алла спросила:

— Это все или можно ожидать нового визита?

— Ждите, — зло ответил Сытин, — нам понравилось ваше гостеприимство.

И началось. Дверь. Звонок. «Здравствуйте, я из милиции. Спасибо. Извините». И снова дверь…