Книга Прайм-тайм, страница 27 – Лиза Марклунд

– Извини, – прошептал Томас, от стыда у него самого полились слезы, – извини, любимая, прости папу, ударь меня…

Он дул на рану, неумело качал дочь. Мать исчезла в ванной, чтобы принести антисептическое средство. Через детское плечо Томас видел Калле, сидевшего на садовой скамейке с соком и булочкой, грустного и ошарашенного.

Мальчик встретился с ним взглядом, выронил булочку в траву и явно решил спуститься. Делая это, он ногами случайно сбил со скамейки свой стакан с соком и бабушкину чашку с кофе.

– Ты думаешь, рану надо зашить? – спросила его мать и поднесла смоченный в хлоргексиди[не тампон ко лбу Эллен.

Том взял у нее тампон, осторожно промыл царапину, девочка попыталась отвернуть голову.

– Нет, – сказал он хрипло. – Там только кожа содрана, ничего серьезного.

Постепенно слезы стихли, маленькое тело только слегка подрагивало.

– Папа, я тоже немного ударился, – сообщил Калле и протянул Томасу липкую от сока и сахарной пудры руку.

– Ой, тогда я должен подуть там тоже, – сказал Томас. – Но могу сначала подуть на рану твоей маленькой сестрички?

Мальчик кивнул и взял его за штанину.

– Привет, Томас, – раздался голос позади него.

Его сердце остановилось. Он закрыл глаза, хотел умереть, неслышно сделал глубокий вдох.

– Привет, Элеонора, – ответил Томас и повернулся.

Прежде всего его внимание привлекли ее волосы. Она подстригла их коротко и покрасила светлыми прядями. Она была выше, чем он помнил ее, и еще красивее.

«Боже, – подумал он, – она просто очаровательна».

Женщина, мужем которой он был тринадцать лет, протянула ему руку, улыбнулась.

– Приятно видеть тебя, – сказала она.

Он переместил девочку на левую руку, взял ладонь Элеоноры. Она оказалась сухой и теплой.

– Мне тоже, – ответил Томас.

– А это что у нас за два чуда? – сказала она и улыбнулась детям, в ее голосе не было и намека на сарказм.

– Калле и Эллен, – сообщил он.

Она снова улыбнулась, глядя ему в глаза, ее волосы блестели в солнечных лучах, взгляд был теплый.

– Угу, – сказала она. – Я знаю.

Незнакомый мужчина вышел из родительского дома, встал возле Элеоноры, она взяла его за обнаженную загорелую руку.

– Это Мартин, – представила она.

– Приятно познакомиться, – сказал мужчина и протянул большую и сильную ладонь.

Томас улыбнулся так, что у него челюсти заболели. Мартин? Кто это еще такой?

– Ты уже отключился, когда Элеонора и Мартин приехали вчера, – объяснила его мать с язвительными нотками в голосе и похлопала мужчину и женщину по рукам, прежде чем пройти мимо них в дом. – Не хотите кофе?

Томас извинился и направился с девочкой в ванную комнату, поставил ее на пол, а сам принялся искать пластырь в шкафчике. Он вздрогнул, увидев собственное отражение в зеркале – небритое красное лицо, налитые кровью глаза и слипшиеся от пота волосы. У него все горело во рту, он наполнил ледяной водой стаканчик для зубных щеток и жадно опустошил его.

– Папа, – сказала дочка у его ног, похлопала по голени, посмотрела на него снизу вверх, улыбнулась во все восемь зубов.

Томас снял защитную пленку с пластыря, наклонился, убрал прядь волос с лица ребенка, заклеил рану.

– Эллен, – прошептал он, – папочкина Эллен.

Он прижал девочку к себе, почувствовал ее тепло, вдохнул запах.

– Папа, – сказала она и обхватила его руками за шею.

– Гуннар Антонссон?

Технический руководитель передачи торопливо поднялся, он не слышал, как женщина открыла дверь.

– Меня зовут Карин Линдберг, – сказала она и протянула руку. – Прокурор, руководитель предварительного расследования по данному делу. Могу я сесть?

Мужчина взял себя в руки, кивнул и показал на кровать, сам опустился на стул снова. Прокурорша подтянула вверх юбку, села, скрестив ноги и положив руки на колени.

«Элегантная женщина», – подумал он.

– Насколько я поняла, очень важно, чтобы твой трейлер оставался у нас как можно меньше, – сказала она.

Он снова кивнул, даже не стал поправлять ее относительно правильного названия его транспортного средства.

– Ты не мог бы объяснить мне, почему это имеет такое значение для тебя?

Гуннар Антонссон с шумом сглотнул, почувствовал, как дернулся его кадык, какое-то время сидел молча, искал правильные слова. Речь шла не только о деньгах, но и о самой любви тоже, фактически жизни.

Вечером начинался концерт в Далхалле. Он мог бы сидеть на трибуне в этом естественном амфитеатре, наслаждаться музыкой, в то время как деньги рекой текли бы его компании. Сердце разрывалось от мысли, что он пропустит такое событие.

– В противном случае это дорого обойдется, – сказал он коротко. – Для фирмы. У нас есть работа только до конца следующей недели, потом пустота. Мы должны выполнить наши задания, иначе…

Гуннар замолчал, посмотрел в окно.

Ему будет не хватать Мишель. Она по-настоящему интересовалась автобусом, внимательно слушала его разглагольствования о том, как все в нем устроено. Старалась понять технические тонкости, хотела расширить область его применения и возможности. Это злило кое-кого из других в ее команде, что она тратила время на него, простого технаря.

– Я разговаривала и с экспертами, и со следователями, – сказала прокурорша, – и мы попытаемся закончить исследование твоей машины как можно быстрее, так чтобы ее можно было вернуть уже в начале следующей недели. Ведь интересующее нас пространство довольно ограничено. Записи нам, к сожалению, также придется изъять и просмотреть, там ведь может найтись что-то полезное для нашей работы.

Гуннар Антонссон закашлялся:

– Полезное для раскрытия убийства?

Прокурорша улыбнулась, у нее была блестящая губная помада.

– Да, кто знает? Пожалуй, что-то могло попасть в какую-то камеру.

Технический руководитель передачи медленно покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Ничего подобного. Мы демонтировали наше оборудование сразу же после окончания записи. Все упаковали и опечатали под моим руководством. После 22:45 не осталось ничего, что могло бы получать информацию.

– Насколько ты уверен в этом?

Гуннар Антонссон даже вспотел от раздражения.

– Все камеры, микрофоны, передатчики были сложены в цинковые ящики и убраны в грузовой отсек. Ни во дворце, ни в самом автобусе не осталось ни единого электронного прибора, способного воспринимать или зарегистрировать хоть какой-то звук.

Прокурорша внимательно посмотрела на него, она явно сомневалась. В попытке убедить ее он заговорил снова, слова полились рекой, наталкиваясь друг на друга.