Онлайн книга «Прайм-тайм»
|
– Это же револьвер. Он держал его в руке, но к нему подошла высокородная дамочка и забрала у него оружие. Потом она направилась в дом, поговорила с кем-то, а затем внутрь ворвался менеджер и переломал там все. Анника посмотрела на девицу, сейчас она наконец стала понимать, как развивались события тем вечером. – А что там был за автомобиль? Кто приехал в нем? – Они забрали поп-звезду, он уже был пьяный в дым. – Но почему тогда вы искали Мишель? – Они собрались на кухне во флигеле, – сказала Ханна Перссон. – Толстая тетка, как там ее зовут?.. – Карин, продюсер. – Она рассказала одну историю, случившуюся, когда Мишель взяли в штат в качестве ведущей программы. Им требовалось сделать пробный ролик с Мишель и Анной, поскольку они обе претендовали на эту работу. Проблема состояла в том, что Анна на час опоздала на запись и не успела приготовиться и загримироваться. Анника кивнула, она помнила, как Анна переживала по поводу своей оплошности, как она плакала и проклинала идиота, сообщившего ей неверное время. – Но это же не имело никакого отношения к Мишель? – Еще как имело, – возразила нацистка. – Толстая тетка рассказала Анне в тот вечер, как все произошло. Именно Мишель положила листок со временем и местом в ящик для писем Анне, и, по словам тетки, она поступила так нарочно, желая убрать Анну с дороги. Услышав все это, Анна словно с ума сошла, разревелась и стала кричать, что задушит чертову сучку… Ханна Перссон хихикнула нервно, Анника уставилась на нее: – Она так и сказала? Девица кивнула: – Все сошлись в том, что Мишель надо поставить на место, поскольку она достала каждого из них. Они отправились искать ее и нашли ведь в конце концов… В помещении нацистов воцарилась тишина, когда Анника и Ханна представили себе мертвую Мишель Карлссон, лежавшую на полу в аппаратной. Анника почувствовала, как дрожь пробежала по ее телу, стены словно приблизились к ней, ей не стало хватать кислорода. Автомобиль сорвался с места перед заколоченными окнами, проехал наискось над ее головой, бетон завибрировал вокруг. Анника не могла оставаться здесь ни секунды больше – слишком много эмоций навалилось на нее. – Не возражаешь, если я напишу короткую заметку о тебе в завтрашнем номере? – спросила она, поднимая сумку с пола. Ханна Перссон с явным сожалением посмотрела на нее. – Уходишь? – Мне надо домой, у меня двое детей. – При мысли о них у нее сразу защемило сердце. – Но ты вернешься? – спросила нацистка. Ее лицо было открытым, как у ребенка, взгляд смущенный и доверчивый. Из-за теней от плохого освещения кожа слегка блестела. – Нет, – ответила Анника тихо, – скорее всего, нет. Ханна Перссон поднялась, ее глаза изменились, сузились, потемнели. – Почему ты пришла сюда? Анника сделала шаг вперед, встретилась с молодой женщиной взглядом. – Ты не должна так жить, – сказала она. – Ты сможешь получить работу и настоящую квартиру, если только… – Не учи меня, что я должна делать! Ее крик оглушил Аннику, она отступила на несколько шагов, ударилась пяткой о дверной косяк. Ханна Перссон сжалась как для прыжка, обнажила зубы, напомнив хищного зверя. – У меня есть право жить, как я хочу. Убирайся к черту со своими дьявольскими нравоучениями! Исчезни! Исчезни! Она схватила книгу, одно из пропагандистских нацистских сочинений из кучи ему подобных, и запустила в голову Аннике. Анника пригнулась, открыла дверь, поспешила прочь по коридору, взбежала по лестнице. Музыка загрохотала снова, преследуя ее: «Борись с системой, борись с системой!» Она защитилась от нее входной дверью и теперь воспринимала только басовую партию через легкую вибрацию бетона. Стояла несколько секунд и восстанавливала дыхание, смотрела на слабый свет, который пробивался из подвала сквозь щели в забитых окнах. «Она поступает как хочет, – подумала Анника. – Привыкла сама отвечать за себя и свои поступки, точно как я». Несколько капель дождя попали ей в шею, она втянула голову в плечи, повернулась спиной к зданию, где только что побывала. Медленно побрела к станции, находясь в плену самых противоречивых впечатлений. Ее поразила агрессивность Ханны Перссон, совершенно ненужная, с точки зрения остальных, но, бесспорно, важная для нее самой. Как она могла не замечать своих собственных возможностей? Почему именно она выпала за рамки общества, оказалась не у дел? С чем вообще должен столкнуться в своей жизни человек, чтобы он добровольно выбрал отчуждение? Анника закашлялась, другая мысль тоже не давала ей покоя. Анна Снапхане упустила свой шанс в жизни из-за Мишель. Какие эмоции она пережила, когда узнала об этом? Насколько сильно на самом деле жаждала мести, когда грозила задушить соперницу? Достаточно, чтобы перейти от слов к делу, взяться за оружие, выстрелить? Анника покачала головой, ускорила шаг. Это было невозможно, абсолютно невозможно. Не Анна, только не Анна. Безусловно, моральные границы и табу у людей могут меняться под влиянием обстоятельств, но убийство кого-то из зависти или мести неизменно оставалось под запретом. «Она никогда не сделала бы этого», – подумала Анника взволнованно. Ее мобильный телефон ожил, она колебалась, уверенная, что это Анна. В силу сверхъестественной интуиции они думали друг о друге и звонили друг другу одновременно. Она недоверчиво посмотрела на дисплей, незнакомый номер. – Алло? Анника? Это Боссе. Анника остановилась, лихорадочно искала в своей памяти. – Кто? – Боссе из «Конкурента». Как дела? Она жадно схватила воздух ртом, почувствовала, как кровь прилила к лицу, Анна сразу оказалась где-то бесконечно далеко. – Ах да, – сказала она, чувствуя дрожь во всем теле. – Замечательно. Как ты сам? – Я тут с несколькими товарищами собираюсь выпить пива после работы, хотел спросить… нет ли у тебя желания присоединиться к нам? У нее перехватило дыхание, она стояла с открытым ртом, не могла произнести ни слова. «Да! – хотелось крикнуть ей. – Да! Я хочу пить пиво, и смеяться, и быть центром внимания, обсуждать газетные заголовки, и Мишель Карлссон, и придурков из «Студии шесть». Слушать старые журналистские байки и разглагольствования о ситуации в мире, хочу смотреть в глаза, от которых ко мне идет тепло, сидеть близко, хочу к вам! Хочу веселиться». – К сожалению, – вздохнула она, – мне… надо домой. – Ага, о’кей. Голос в трубке не смог скрыть разочарования. |