Онлайн книга «Хафиз и султан»
|
– Ноги совсем не слушаются, – пожаловался Туграи. – В голове стучит, сердце колотится. Никогда не думал, что в 60 лет стану такой развалиной. Беспокойство, в котором я живу все последнее время, разрушило мое здоровье совершенно. Но ты не представляешь, до чего я рад тебя видеть. Ты знаешь, Али, есть люди, которые всегда появляются в трудную минуту. А есть люди, на помощь которых ты рассчитываешь, но их никогда не оказывается в нужный момент. И самое интересное, что ни первые, ни вторые не поступают так намеренно – это происходит помимо их воли. Это, видимо, зависит от их предназначения в этой жизни. Знаешь, к какой категории я тебя отношу? – Догадываюсь. – Молодец, всегда был сметлив, я всегда ценил в тебе это. Ты голоден? – Я приехал утром и сразу к вам, только в баню успел заскочить. Не ел ничего. – В баню? – удивился Туграи. – То-то я смотрю, ты весь сияешь. А что это ты предпочел внешний вид желудку? – Да так, – неопределенно ответил Али. – Вообще-то выглядишь неплохо, только похудел и этого, кажется, не было. Шамс ад-Дин указал на лоб Али, на котором красовался шрам, полученный в сражении у Табриза. – Откуда это? – Я, раис, участвовал в восстании Беклика и Сункурджаа. – Вот как? – удивился Туграи. – Никогда бы не подумал. Ты открываешься мне все новыми сторонами характера. Как тебе удалось спастись? Их распяли на базар-мейданы [161], тебе известно об этом? – Да, я был ранен, меня подобрали крестьяне и выходили. – А я уже считал, что тебя нет в живых. Немудрено, прошло немало времени с тех пор, как мы вернулись из Мекки. А тебя все нет. – Эй, кто-нибудь? – крикнул Туграи. В комнату вошел слуга. – Обед готов? – Да, господин. В соседней комнате, окно которой выходило на реку Мейдан-чай, был накрыт низенький столик. В середине стояло большое серебряное блюдо, наполненное кебабом, усыпанным тонко нарезанным луком и зеленью, и несколько маленьких тарелок с разнообразными закусками, с сыром, тушеными баклажанами и стопка хлебных лепешек. – Хочешь выпить? – спросил Шамс ад-Дин. – Вообще-то я не пью, – осторожно сказал Али, не желая производить на вазира превратного впечатления. – Я тоже не пью, – сказал Шамс ад-Дин, – особенно с тех пор, как посетил Мекку и стал носить титул хаджи. К тому же мне скоро предстоит встреча с Господом. – Вам еще рано об этом думать. – В самый раз. И в связи с этим у меня есть к тебе серьезный разговор, боюсь, что без вина не обойтись, так что я прикажу подать. А там будет видно. «Начало интригующее» – подумал Али и, не удержавшись, задал вопрос: – Как здоровье вашей дочери? – А где ты остановился? – словно не слыша, спросил вазир. – В караван-сарае Сеид Хусейна. – И как, комната хорошая? – Да, на втором этаже, выходит прямо на бассейн. – Зачем тратить деньги, можешь жить здесь, я отведу тебе комнату. – Ничего, у меня есть деньги. – Хорошо, когда есть деньги, а у меня денег нет, от былого богатства ничего не осталось. Шараф ал-Мулк разорил меня. Чем ты собираешься заняться, каковы твои планы? – Хочу поступить к вам на службу, – ответил Али. В ответе заключался вопрос, но Туграи предложил Али попробовать тушеных баклажанов, таким образом, пропустив мимо ушей второй важный для собеседника вопрос. У Али стало портиться настроение. До еды не дотронулся, несмотря на то, что он ничего не ел с утра. – Здорова ли ваша дочь? – набравшись смелости, вновь спросил он. – Хвала Аллаху, здорова, – после долгой паузы ответил Шамс ад-Дин, и неожиданно спросил, – ты лучше скажи, сукин сын, что ты с ней сделал. – Я, ничего, – похолодев от страха, пролепетал Али. – А что случилось? – А то, что я не могу ее выдать замуж. Она отвергает одну партию за другой. Туграи пристально посмотрел на Али. – Клянусь вам, я даже пальцем до нее не дотрагивался, – сказал Али. Его лицо заливала краска. – А что же ты тогда краснеешь? – От смущения. Но я говорю правду, клянусь Аллахом. – Будем откровенны, – заговорил Шамс ад-Дин. – Во-первых – твои геройства произвели на нее такое впечатление, что она влюбилась в тебя. Что ты улыбаешься? – Нет, ничего, извините. – Во-вторых – ты ей не ровня и ты не можешь быть ее мужем. Улыбка сползла с лица Али. – В-третьих, мне недолго осталось, я умру со дня на день. Меня держит только то, что моя дочь не устроена. Когда я увидел тебя на пороге сегодня, я понял, что это знак свыше. Я не вижу вокруг ни одного человека, на попечение которого я мог бы ее оставить. Ты же проявил себя мужчиной, достойным, порядочным и надежным. Так что я готов нарушить традиции. Тем более, что смерть уравнивает всех людей. А мне осталось недолго. Поэтому, Али, если ты согласишься взять мою дочь в жены, я готов презреть устои. Каков будет твой ответ? – Я даже не смел надеяться на ваше согласие, – сказал растроганный Али. – Я люблю ее и клянусь вам, что ни вы, ни она никогда не пожалеете об этом. – Интересно, не смел надеяться, так зачем же ты приехал? – Я думал украсть ее, если она, конечно, согласится. – Этого я и боялся, – мрачно сказал вазир. – Значит, у меня действительно не было выбора. Раз ты появился, значит, это судьба. Бери ее, и будьте счастливы. А я спокойно умру, зная, что она в надежных руках. Вообще-то я когда-то думал отдать ее за своего племянника Низам ад-Дина, бедняга погиб. Так ты согласен? – Да, конечно! – горячо сказал Али. – Только… – Что только? Может быть, у тебя еще и условия есть? – иронически сказал Шамс ад-Дин. – На приданое не надейся, из приданого только разграбленный дом, денег нет, на это не рассчитывай. Ты породнишься с самим Туграи. Разве тебе этого мало? Это положение заменит всякое приданое. – Да нет, мне приданое вообще не нужно, – сказал Али. – Я хотел сказать, что вам не нужно нарушать традиции и устои. Ведь я не простолюдин… – Да, да, – прервал его вазир, – я понимаю тебя, ты образованный человек, хафиз, факих, но тем не менее… Не обижайся. – Дело в том, что я малик, – заявил Али. – Что? Малик? – опешил вазир. – Ты шутишь? – Нет. – И у тебя есть доказательства? – Али полез во внутренний карман и вытащил маншур о присвоении ему титула малика. Туграи долго и внимательно изучал бумагу, затем вслух прочитал. |