
Онлайн книга «Тайна лабиринта. Как была прочитана забытая письменность»
Пилосская письменность была очень похожа на кносскую, но между ними имелись и различия. В каждой системе присутствовали символы, которые отсутствовали в другой:
Осторожная переписка между Кобер и Беннетом завязалась в июне 1948 года: тогда Беннет, работавший над диссертацией о пилосских табличках, написал ей. “Беннет предложил мне заказать его диссертацию по межбиблиотечной доставке, – вскоре написала Дэниелу счастливая Кобер. – Я так и сделала. Девять [новых] надписей и некоторое количество чрезвычайно интересных идей!” Кобер, буквально проглотив диссертацию, уверилась в том, что кносская и пилосская системы использовались для одного языка. “Больше нет сомнений… Это либо один и тот же язык, либо языки очень близкие”, – поделилась она с Беннетом. Она знала, что нужно: осторожное сотрудничество, предполагающее сопоставление списков знаков и слов критского и материкового письма и формирование общего списка. Хотя отношения между кносской и пилосской “партиями” были в лучшем случае прохладными, Кобер и Беннет находились в сходном положении: оба были связаны по рукам и ногам из-за эгоизма и упрямства старших коллег. Пока Блеген сидел на пилосских надписях, их не могла увидеть Кобер, а пока Майрз сидел на кносских табличках, они были недоступны для Беннета. Кобер уважала Беннета. Он был честным ученым, а во время войны работал дешифровщиком, выявляя закономерности в шифровках японцев, хотя японского не знал. Они стали искать модус операнди. В письме от 7 июня 1948 года Кобер предложила Беннету работать вместе: Если существует вероятность того, что публикация пилосских материалов будет надолго отложена (то же самое касается кносских материалов), это может оказаться для нас выигрышным, потому что мы успеем вместе разобраться в таких вопросах, как порядок символов и классификация по содержанию. В противном случае, вы понимаете, как только все это будет опубликовано, другие займутся… классификацией и наша работа пойдет насмарку. Если [таблички будут опубликованы] в течение этого года, я буду очень счастлива, но если через несколько лет… то будет глупо продолжать работать порознь. Осенью 1948 года Блеген дал Беннету разрешение поделиться пилосскими табличками. “Счастливейший из дней!” – отозвалась Кобер. По стечению обстоятельств Майрз в то же время ослабил эмбарго на кносские надписи. Кобер теперь могла делиться надписями, которые она скопировала в Оксфорде. “Если Беннет согласится, – радостно писала она Майрзу в конце октября, – я обменяю набор своих рисунков на одну пилосскую надпись. Не знаю, течет ли в моих жилах кровь янки, торговавших лошадьми, – но, видимо, это так”. К концу года, после переписки, напоминающей переговоры об обмене заложниками, Кобер отправилась в Йельский университет, чтобы увидеть надписи Беннета, а он – в Нью-Йорк, чтобы увидеть ее надписи. Беннет, который любил сверять почерк писцов и раскладывать веером фотографии для сличения, как-то поинтересовался, есть ли в ее распоряжении “большая комната с большим столом”. Кобер предложила стол для пинг-понга в подвале, но он ответил, что, увы, того не хватило, когда “он пробовал в прошлый раз… Обычно требуется три-четыре трехметровых библиотечных стола”. Первой заботой Кобер и Беннета стало составление сигнария, содержащего все знаки материкового и критского вариантов письменности. Это было непросто: сигнария кносских надписей не было даже через полвека после их открытия. Теперь, с прибавлением пилосского материала, задача осложнилась. Сигнарий линейного письма Б появится только в 1951 году. Этот проект будет завершен Беннетом и Вентрисом через год после смерти Кобер. “Есть несколько знаков, которые нужно добавить в наши списки. В моем случае, по крайней мере, весь список слов должен быть пересмотрен, – писала Кобер Беннету в июне. – Можете себе представить, какая это работа – еще раз пройтись по всем надписям и перепроверить их все снова… Сейчас я должна убедить сэра Джона Майрза в том, что список знаков должен быть изменен с учетом [пилосских данных], а он не хочет этим заниматься. Я тоже не хочу это делать, но у меня нет никаких сомнений в том, что это должно быть сделано”. Тысячи слов требовали согласования, и Беннет приступил к формированию общего списка. Он нашел много кносских слов, которых не было в пилосской версии, и каждое он попросил Кобер откорректировать, проверить и прокомментировать. В статье 1949 года Кобер убивает одним выстрелом двух зайцев. Одним из “зайцев” был вопрос об определении мужского и женского рода в парных логограммах типа
Все дело в слове, значение которого не вызывало сомнений: итого. Это слово появляется внизу описей, и, как отмечали ученые начиная с Эванса, минойские писцы записывали его двумя способами:
Как признавал уже Эванс, некоторые из перечней были перечнями имен: воинов, рабов, ремесленников. Список был маркирован логограммой “мужчина”
|