Онлайн книга «Пока тебя не было»
|
– Я ушла. Она целует детей в макушки. – Скажу спокойной ночи сейчас, зайки, потому что могу еще не вернуться, когда вы ляжете спать… – Когда ты вернешься? – спрашивает он. – Два глаза, пап, или много? Много глаз во всяких смешных местах, на руках, там, на ушах? – Кто меня уложит? – ноет Хьюи голосом покинутого сиротки. – Поздно. – Клэр взмахивает рукой. – Точно не знаю. – На ногах? Глаза на ногах – это здорово, правда, они же… – А ванна? Кто меня искупает? – Папа, конечно. – Клэр быстро обнимает Хьюи. – Но ванну все равно принять нельзя, на воду же ограничение. Забыл? – Когда, хоть приблизительно? Должна же ты знать. – Не знаю. Могу задержаться или… – Или на руках. Тогда ты можешь видеть, что хочешь взять, смотреть, пока берешь. Какого-нибудь человечка, чтобы съесть, или, может… Когда Клэр выходит за дверь, Хьюи протягивает ему треугольный тост. – Пока, зайки! – кричит Клэр из прихожей. – Я это есть не могу, – говорит Хьюи. – Тут соус на корке. – Папа, ты не слушаешь. Где у тебя глаза? Звонит телефон. Вита говорит все громче и громче, Хьюи сбрасывает с тарелки еду, говоря, что и это он не будет, а Клэр кричит что-то из прихожей. – Что? – говорит он, бросаясь через гостиную ко входу, где застыла на пороге его жена. – Я тебя не слышу. Она стоит в дверном проеме, как в раме, солнце высвечивает содержимое ее блузки, ее волосы горят вокруг маленького веснушчатого лица. При взгляде на нее у него щемит сердце. Останься, хочет он сказать, не уходи. Останься со мной. – Я сказала, – говорит она, – что это, наверное, твоя мать. Она названивала весь день. – А, – говорит он. – Она ключ потеряла или что-то в этом духе. – Понял. Он слышит, как телефон за его спиной внезапно прекращает звонить, и Хьюи произносит: – Алло? – Клэр? – Да? Она держится одной рукой за дверную ручку, одной ногой уже шагнув на крыльцо. – Не уходи. – Что? – Пожалуйста. Он берет ее за запястье, там, где ее кисть встречается с длинными костями предплечья. – Майкл… – Хотя бы сегодня. Хотя бы сегодня останься. Не ходи туда. Я тебе расскажу все, что нужно знать про Промышленную революцию. Останься с нами. Пожалуйста. – Не могу. – Можешь. – Не могу. Я им обещала… – Да пошли они. Это было ошибкой. Ее лицо искажается от гнева. Она смотрит на него. Он слышит, как Хьюи говорит бабушке, что папа не подошел к телефону, потому что кричит на маму у дверей. Клэр смотрит на него, словно готова что-то сказать, но потом склоняет голову, переносит вторую ногу на дорожку и закрывает дверь. До него не сразу доходит, что она ушла. Он смотрит на дверь, на начищенную медь замка, на то, как плотно стекло пригнано к дереву. Потом понимает, что рядом с ним стоит Хьюи. – Папа! Папа! – кричит он. – Что? – спрашивает Майкл, глядя вниз на уменьшенную копию жены, которая только что ушла, шагнула за порог, прочь от всех них. – Бабушка по телефону. Говорит… Он идет в гостиную и поднимает трубку. – Мама? Прости, я… Как ни жаль, мать уже на середине предложения, пассажа или, возможно, чего-то даже более продолжительного. – …и я ему говорю, что сегодня мне газировка не нужна, только вы уж приезжайте снова в четверг, и знаешь, что он мне сказал? Он сказал… – Мама, – повторяет Майкл. – Это я. – …у него в фургончике и вообще было пустовато, и… – Мама! В трубке повисает тишина. – Это ты, Майкл Фрэнсис? – Да. – А. Я думала, я с Витой разговариваю. – Нет. Это был Хьюи. – А. Ладно. Я сегодня сказала Клэр, но у нее был такой занятой голос, просто не представляешь, что беда в том, что у него ключ от сарая, и… – У кого? – И я сказала ему, что завтрак готов, но ты же знаешь, какой он, когда речь про газеты… – Какие газеты? – Дело в том, что морозилка в сарае, ты же знаешь. Он прикладывает руку ко лбу. Разговор с матерью часто превращается в путаный узор среди леса смыслов, в котором ни у кого нет имен и персонажи появляются и пропадают без предупреждения. Нужно просто ухватиться за что-то, просто немножко сориентироваться, установить личность одного из действующих лиц, и тогда, если повезет, остальное сложится само. – …она сказала, что ей сегодня некогда, но… – Кто? Кому некогда? – Я знаю, она всегда так занята. На нее столько всего свалилось. Это определенно подсказка. Мать использует это выражение, говоря лишь об одном человеке. – Моника? Ты про Монику? – Да, – голос у матери обиженный. – Конечно. Ей сегодня некогда из-за кота, так что думала, может быть, ты… – Я? Он чувствует, как открываются шлюзы раздражения, и это такое восхитительное облегчение, такой чудесный, неистовый сброс. – Дай-ка я скажу прямо. Ты просишь меня, хотя у меня семья и работа на полную ставку, приехать и помочь тебе поискать ключ от сарая. Ты не просишь мою сестру, у которой нет детей, чтобы за ними присматривать, и работы нет, потому что на нее столько всего свалилось? Как он ненавидит это выражение. Они с Ифой иногда его используют в разговоре друг с другом, в шутку. Но, честное слово, пристрастие матери к среднему ребенку, ее бесконечное сочувствие, ее способность простить Монике что угодно – это не шутка. Это бесит. Это нелепо. И пора бы это прекратить. Он слышит, как мать делает резкий вдох. На мгновение между ними воцаряется тишина. Куда мать повернет? Закричит в ответ? Она может вернуть все сполна, они оба это знают. – Ладно, – произносит она дрожащим голосом, и он понимает, что она выбрала обиду с малой толикой отваги. – Я просто думала, вдруг ты сможешь помочь. Просто думала, что могу позвонить тебе, когда у меня… – Мама… – То есть его нет уже одиннадцать часов, и я просто не пойму, что делать, и… Он хмурится и поплотнее прижимает трубку к уху. Еще одна особенность разговоров с матерью. Она странным образом не способна отсеять важную информацию от неважной. Для нее судьбоносно все: затерявшийся ключ от сарая и пропавший муж идут на равных. |