
Онлайн книга «Война детей»
Свидетельница М. Кутайсова: «…Мне трудно быть объективной. Я его люблю». Никита возмущался. Он не знал, куда сесть. Разве на подоконник? Но подоконники были заставлены колючими кактусами. – Садись на пол! Древние греки, например, даже пили лежа. Алену обстановка детского сада умиляла. Она расставляла на сдвинутых маленьких столиках маленькие тарелки, раскладывала маленькие вилки. – Древние греки ложились на пол, когда напивались. Я тоже через пару часов буду древним греком… Кстати, откуда тебе известны подробности жизни древних греков? – Семейные предания, – Алена протянула Никите консервный нож. – Открой банку сардин. Нужна мужская сила. Никита продолжал ворчать о том, что день рождения можно было отметить в кафе или у него дома. Нет, это ж надо, такая блажь: в детском саду! – Открывай, открывай сардины, старый ворчун. Ты забыл свое детство, мне жаль тебя, – смеялась Алена. Банка не поддавалась, увертывалась от ножа, скользила. Раз даже упала на пол. Никита все больше свирепел. Девушки насмешливо молчали. Наконец банка поддалась, плеснув напоследок масляные слезинки. – Какой же ты растяпа, Кит! – не выдержала Марина. – Полчаса над несчастной банкой! – Просто ему не везет, – Алена откинула со лба волосы. – Не повезло мне, что я с вами познакомился! – Никита бросил нож и отошел. – Ты? С нами? Ха! Это мы с тобой познакомились. Мы с Мариной пришли в этот сад раньше тебя. – Ну и что? – серьезно ответил Никита. – Меня бабушка не пускала. – Ой, умру! – Марина оглядела неуклюжую фигуру Никиты. – У тебя и бабушка была, Кит? Ой, не могу! У него бабушка была. – И была! Доктор наук, между прочим, – обиженно произнес Никита. – Физиолог. – Доктор наук. А ты в кого пошел, Кит? – продолжала Марина. – В меня, да? Или в Аленку? – Аленку вы не трогайте, плебеи! Аленка диссертацию через год защитит, – Алена обтирала полотенцем посуду. – Еще придете ко мне денег одалживать… Ты, Кит, сколько сейчас стоишь? – Сто тридцать он стоит, – ответила Марина. – Сто сорок! – поправил Никита. – Это когда ж тебе накинули? Или постеснялся обмыть прибавку? – Постеснялся. Еще приказ не подписан. Скрипкип только вчера из отпуска вернулся, – вздохнул Никита и рассмеялся. Чего это он стал о чем-то спорить? И всерьез! Расстроился из-за каких-то масляных пятнышек на старых брюках. Никита смеялся. Когда он смеялся, лицо покрывалось веселыми лучиками. Они тянулись к уголкам губ, к уголкам глаз. Склонив голову набок, он смеялся в полное свое удовольствие. И Марина смеялась. Когда она смеялась, носик, короткий, вздернутый, жадно втягивал воздух. И Алена смеялась. Она смеялась, обхватив руками затылок и откинув голову. Они поглядывали друг на друга сквозь зыбкую вязь смеха и уже не помнили причины, вызвавшей смех. Да и была ли причина? Просто им приятно смеяться. Их ничего не стесняло. Они прекрасно знали друг друга много лет. Всю жизнь. Хотя и виделись не так уж часто. – Кит, Кит… Помнишь, как ты подрался из-за меня с Глебом, помнишь? В школе, – проговорила Алена. – Дурак был, – хохотал Никита. – Ты рыцарь был, глупый. Я тебе нравилась, ты и подрался… А сейчас? Какой-то Скрипкин, господи! – Алена укоризненно качала головой. Никита шагнул к стене, снял с крючка автомат и спрятался за шкаф. Он выставил автомат и нажал гашетку. На кончике дула замерцала лампочка, изображающая выстрелы. – Я тебя убил! Падай! – закричал Никита. Девушки оглянулись: в дверях стоял Глеб. *** Из бесед со свидетелями по делу № 30/74. Свидетель Н. Бородин: «…Почему я его не любил? Трудно ответить. Человек собственных недостатков не замечает. Но в его присутствии я замечал свои недостатки – как это происходило, не знаю… Все началось с одного случая, давно, в детстве. Случай наивный. Детские обиды. Драка из-за девчонки…» Свидетельница А. Павлиди: «…Есть ли у меня недостатки, о которых я знаю? Человек прощает себе любые недостатки и ошибки, если о них никто, кроме него, не знает… Почему это вас интересует? Разве это относится к делу?.. В тот вечер Глеб не был пьян. Я в этом уверена». Свидетельница М. Кутайсова (запись в деле): «…Вообще я никогда его пьяным не видела. Никогда. К тому же мы сели за стол после прихода Глеба, так что никто из нас к тому времени вина не пробовал…» – Послушай, Марина, нельзя ли нам привалить к нормальному столу, сесть на обычные стулья? – Никита изнывал, сидя на детском табурете. Казалось, он опустился на корточки. – Нельзя. Хочу, чтобы вы запомнили мой день рождения. – И Глеб скис. Ноги затекли, да, Глебыч? – Никита выпрямил колени. – Глеб, а Глеб. Нам было весело. Мы встретили тебя с радостью, а посмотри, какая у тебя физиономия! – не выдержала Алена. – Он печален оттого, что я старею, – мягко проговорила Марина. – Кстати, сколько тебе сегодня исполнилось-то? – пожалуй, это была первая фраза, произнесенная Глебом после появления. Марина вскинула на Глеба зеленоватые, с прищуром глаза. – Двадцать пять. Четверть века. Кажется, я заслужила букетик цветов. Хотя бы стажем… – Извини. Я слишком торопился. – Кстати, ты прикатил на «чизетте»? – спросил Никита. – Мы даже не слышали треска… – Вы очень громко смеялись! Глеб выбрал поджаристый пирожок, надломил, но есть не стал, положил обратно в тарелку. Помолчал, к чему-то напряженно прислушиваясь, спохватился и улыбнулся. – Жаль, что ты на мотоцикле, – Алена налила Глебу лимонад. А Марина вдруг вспомнила о свечах. Она купила две таллинские свечи: толстые, квадратные, зеленые, с подставкой из черненого металла… Колеблющийся свет отодвинул в глубину полки с игрушками. Пуговичные глаза кукол замерцали живым, осмысленным блеском. Никита встал: – Нам нужен тамада! Предлагаю свою кандидатуру. Нет возражений? – Нет! – ответила за всех Марина. – Только короче! Пора уже и выпить. – А куда нам спешить? – Алена достала сигарету, потянулась к свече и прикурила. – Говори, Кит! И помни: есть человек, который выслушает тебя до конца. Даже если ты охрипнешь. Только не забудь: десятый час. Никита поклонился. – Недавно мне довелось быть в Грузии в командировке. Там мне сказали: «Твоя речь, Никита, напоминает горный ручей – не может ни на чем задержаться…» Но и все-таки задержусь. Я не стану говорить о достоинствах нашей именинницы. Их все знают, видят. Я для начала хочу поговорить о другом… Собрались близкие люди. Родные люди – я не боюсь этого слова. Мы знаем друг друга всю жизнь. Хоть мы и прожили неполных тридцать лет, но все равно это тридцать лет… |