Онлайн книга «Война детей»
|
– Знаете, я вас представляла немного иначе, – произнесла Марина, присаживаясь на диван. – Добрее, – Зоя Алексеевна разгадала ее мысли. Марина растерялась и улыбнулась. Зоя Алексеевна неопределенно покачала головой и вдруг резко засмеялась. Достала из шкафа толстый фотоальбом, положила перед Мариной и ушла на кухню. Вскоре вернулась, держа глубокую миску с мукой, откинула край скатерти и молча принялась замешивать тесто. «Странная, – думала Марина. – Наверняка перебралась сюда из кухни, чтобы занимать меня. И молчит». – Не помню, положила соду или нет? – Зоя Алексеевна взглянула на коричневый пакетик. – Положили. Я видела, – ответила Марина. – Я даже подумала, что многовато. – Значит, положила, – и она продолжала месить. Белое тесто сыто выдавливалось между пальцами. Лениво пузырилось и лопалось, выстреливая сухой мукой. – А вот и я! – Марина встряхнула старой фотографией. – И Аленка. А это Кит! Глебка-то, Глебка! Уши как веер! Старая детсадовская фотография. Пожелтевшая от плохой обработки, от времени. С оборванными углами. – Так вы что, давно знаете Глеба? – Зоя Алексеевна подсыпала в тесто еще немного муки. – Что вы! С пяти лет. – Вот как? Что-то я вас не помню. – Ну… просто мы с вами не встречались. Моя мама работала заведующей в этом детском саду. Зоя Алексеевна вскинула голову, пытаясь отбросить упавшие на глаза волосы, – руки были в тесте. Но не удалось – наоборот, прядь еще плотнее прикрыла глаз. Марина подобрала жесткий, едва начинающий седеть локон и завела его к виску. Пальцы ощутили прохладу влажного лба. Зоя Алексеевна улыбнулась. И стала чем-то неуловимо похожа на Глеба. – Мариночка, если нетрудно, достаньте, пожалуйста, корицу. С верхней полки. Она кивнула в сторону черной глянцевой груды ящичков, тумбочек и отделений, составляющих вместе старый буфет. – Значит, это и есть знаменитый «булль»? – Марина похлопала ладонью по буфету. – Дедушкино наследство? – Вы и это знаете? – улыбнулась вновь Зоя Алексеевна. – О, я много чего знаю, – Марина нашла банку с корицей, отломила кусочек на свой вкус, растерла и добавила в тесто. – Вообще-то все в этой комнате мне знакомо. Хоть ни разу тут и не была… А там вот комната Глеба, да? Только вот вас я представляла иначе. Думала, что вы ростом выше. Я почему-то решила, что Глеб должен ростом на вас походить. – Нет. Он в отца, – Зое Алексеевне все больше нравилась девушка. И Марина это чувствовала. – А вот улыбка у него ваша. – Это точно, – с готовностью подтвердила Зоя Алексеевна. – Я в типографии работаю. Народу там много толкается, особенно в пересменку. Так Глебку по улыбке признавали моим сыном. Тогда он еще в школе учился. И приходил за мной от нечего делать… Она взглянула на высокие напольные часы. Латунный маятник покачивался за толстым узорным стеклом. – Где он вечно задерживается? Еще хорошо, не на мотоцикле – шлем дома оставил. Изнервничаюсь вся, пока его дождусь. Бывает, и вовсе ночевать не является. Звонит только, предупреждает. – А он со мной почти все время, – сказала Марина. – Я догадывалась… Дружите? – Как вам сказать? Я его жена. Марина повернула голову и посмотрела на Зою Алексеевну долгим взглядом. Для себя она уже понимала, что это не очень ловкое откровение и явится наконец началом трудного разговора. Чем он закончится, неизвестно. И куда он приведет? Но иного выхода Марина не видела – ей нужен был союзник, близкий Глебу так же, как и она… Зоя Алексеевна приподняла плечи, скривила губы. Но тут же овладела собой, расслабилась и покачала головой: – Вот как? Быстро. – Быстро? Марина чувствовала, что ей все труднее казаться бодрой и счастливой. – Видите ли… Все это сложно, Зоя Алексеевна… Допустим, еще вчера я знала, что буду матерью. А буду ли женой – нет. – Матерью? Марина пропустила этот возглас мимо ушей. Точно она была в комнате одна и разговаривала сама с собой. – Все очень запутанно. Возможно, час назад я и решила стать его женой… Хотя Глеб и просил меня об этом значительно раньше… Я несвязно говорю, да? Извините. Все сумбурно… Мы довольно давно близки. А приводить сюда Глеб почему-то меня не хотел. Стеснялся? Не знаю. Он иногда становился очень странным. И я часто его не понимала… Господи, откуда у вас так дует? Зоя Алексеевна растерянно обвела комнату взглядом, хотя отлично знала, что неоткуда тут появиться сквознякам. Но тревога, еще неосознанная, уже овладела ею. – Но сейчас я пришла не с тем, чтобы представиться, – Марина смотрела на тесто под руками Зои Алексеевны. – Глеб сбил женщину… Мотоциклом. Позавчера. Полоски губ Зои Алексеевны сместились и вновь замерли. – Да. Насмерть, – произнесла Марина в ответ на застывшие в немом вопросе губы. Бесформенный белый ком теста утекал в стороны двумя широкими белыми лентами. Вот одна лента отделилась от липкой массы теста. Затем отделилась и вторая. «Это же ее руки», – подумала Марина. Растопыренными пальцами Зоя Алексеевна закрыла лицо. – Я напрасно сказала? Напрасно? Ведь никто не знает. Никто не видел! Никто! Отвернув в сторону лицо, Марина заплакала. Слезы стекали по щекам, она их слизывала кончиком языка. – И теперь он должен ломать себе жизнь. И мне. И ребенку… И все из-за какой-то неповоротливой бабки, которой уже сто лет! Зоя Алексеевна встала и вышла из столовой. Марина извлекла зеркальце, сложила уголком край платка, пытаясь снять кусочек туши с века. За стеной что-то тяжело упало и покатилось. Марина подбежала к комнате Глеба, распахнула дверь. На полу валялись мотоциклетный шлем, гаечные ключи, яркая банка из-под лака, мотоциклетные очки. Зоя Алексеевна сидела на диване, стискивая коленями худые руки. – Что ж получается, а? – она остановила взгляд на Марине. Вобрала голову в плечи. – Всю жизнь я работаю, работаю… Мужа потеряла. Одна сына тянула. Чтобы не хуже, чем у людей. Только б он учился… Все для него… Как же мне теперь-то? Как же ему теперь? Нет, нет… Если чего, я пойду туда и скажу. Как же нам теперь? Они должны понять. Сын мой – не преступник, не жулик. Его не надо исправлять… К тому же у него будет ребенок, верно? Марина кивнула. Зоя Алексеевна пристально посмотрела на Марину: – Как ты сказала? Никто не видел? |