Книга Все пропавшие девушки, страница 16 – Меган Миранда

Я почти видела Аннализу: вот она стоит поодаль от толпы, как стояла ребенком. Не участница, а наблюдатель. Я закрыла снимки, сразу заметила нестыковку. Вместо названий фото имели порядковые номера, однако в какой-то момент порядок нарушался. Несколько изображений отсутствовали, образовалась лакуна. А «корзина» была пуста. Очищена. Возможно, фото удалила сама Аннализа – чем-то они ее не устроили. И все-таки я не могла стряхнуть ощущение, что до меня в лэптопе копался некто третий; он и убрал возможный компромат. Я записала дату, с которой начиналась лакуна, и дату, которой она заканчивалась. Отсутствовали снимки четырех-, пятимесячной давности.

К тому времени, как Эверетт позвонил и сказал, что на сегодня закончил и ждет меня возле библиотеки, я успела просмотреть все жесткие диски. Нашла несколько портфолио со сканами и фото рисунков Аннализы. Проверила также список веб-сайтов, на которые она заходила в недавнем прошлом. В основном это были школьные сайты, а также объявления о вакансиях.

Где ты, Аннализа, черт тебя возьми?

Закончив, я протерла клавиатуру и крышку лэптопа тряпочкой, ключ сунула в передний карман шортов. И лэптоп, и шорты я убрала в папин шкаф. Пусть лежат там, пока не придет ночь, пока мир не погрузится в сон, не затихнет в ожидании.

* * *

Мои разговоры с Аннализой уложились бы, пожалуй, в один час времени; а все-таки мы состояли в неразрывных отношениях. Нас связывали мои воспоминания; самые пронзительные из моих воспоминаний. Потому что в моем воображении существовала «коробка», задвинутая в дальний угол полицейского участка; а в «коробке» помещался клубок из имен, и все ниточки этого клубка вели к имени «Аннализа». Копы нас замучили вопросами о событиях того вечера – почему у Дэниела нос расквашен, почему у Тайлера костяшки пальцев ободраны, почему я выгляжу как побитая собака. Про Аннализу вспомнил Тайлер. «Спросите дочку Картеров, – сказал он копам. – Как там ее? Имя начинается на «А». Девчонка там была, видела нас».

Полагаю, копы так и поступили; полагаю, Аннализа подтвердила наши показания, потому что больше никого из нас не допрашивали.

Аннализа обеспечила нам алиби.

НАКАНУНЕ

День 13-й

– Здесь Эверетт, – сказала я.

Я стояла в ванной, лицом к двери, говорила вполголоса. За спиной шумел душ.

– Где – здесь? – уточнил Дэниел.

Ванная наполнилась паром, зеркало запотело.

– Здесь.

Я выглянула из ванной.

– У меня в спальне. Я ему позвонила насчет папы, и он вчера нагрянул. Хочет помочь. Уже начал.

Фоном шел Лорин монолог: «Чертова вонючая краска, и без нее тошнит, открой уже, наконец, окна». В этот момент я даже немножко любила Лору.

– Да? Ну хорошо, – сказал Дэниел.

Последовала пауза, и я представила, как брат вместе с телефоном отходит подальше от жены.

– Что конкретно ты ему сказала?

Я открыла дверь ванной, и пар проник в спальню, где был подхвачен воздушным потоком из вентиляции. Эверетт по-прежнему лежал на кровати ничком; я сама его напоила, обеспечила похмелье за свой счет. Я снова закрыла дверь, прошла через тесную ванную в старую комнату Дэниела.

– Правду, Дэниел. Я сказала ему правду. Что копы допрашивали папу, выпытывали насчет девушки, которая десять лет назад пропала. Что им плевать на папино состояние. Эверетт сразу отправился в полицейский участок, потом – в «Большие сосны». Пригрозил дело возбудить, если не уймутся.

– Так он уже все разрулил?

– Не совсем. В понедельник продолжит. Нужны справки от врача. Но копы струхнули.

– Значит, он пробудет до понедельника?

– Похоже на то.

Раздался голос Лоры:

– Кто пробудет до понедельника?

Некоторое время слов было не разобрать – вероятно, Дэниел прикрыл трубку ладонью.

– Лора приглашает тебя с Эвереттом на ужин. Сегодня.

– Поблагодари ее, только мы не…

– Отлично, Ник. Ждем вас к шести.

* * *

До полудня я Эверетта не трогала. Вообще не будила бы его, если бы не бумаги на обеденном столе. Вчера Эверетт не имел времени ими заняться; нужно было наверстывать. Я легонько толкнула его в плечо, держа в одной руке таблетки от похмелья, в другой – стакан с водой. Эверетт замычал, перевернулся на спину, обвел комнату непонимающим взглядом.

– Привет, – сказала я, вставая на колени возле кровати, пряча улыбку.

По утрам Эверетт мне больше всего нравился – разнеженный, расслабленный, податливый, чуть заторможенный, он очень забавно силился сообразить, что же случилось, и удивлялся, почему никак не получается. Докофеинизированный, расфокусированный Эверетт.

Еще больше я любила те редкие утра, когда он просыпался у меня в квартире и, сев на постели, пытался нашарить сотовый телефон, чтобы нажать на нем «Отбой» будильнику. С непривычки Эверетт не соизмерял расстояние до прикроватного столика, а вид моей студии с крашеной мебелью неизменно приводил его в полное замешательство.

– Привет, – произнес он, подмигнув.

Приподнялся на локте, проглотил антипохмелин и плюхнулся обратно в постель.

– Хочешь еще поспать?

Он покосился на часы, закрыл лицо рукой.

– Ох, нет.

Эверетт был в отключке почти двенадцать часов. Я тем временем перетаскивала коробки из столовой в свежеотремонтированный гараж. Ставила их вдоль стен, одну на одну, снабжала бумажками: «папе», «Дэниелу», «мне». Остальное пойдет на выброс. Оно, это остальное, было сложено в мусорные пакеты, свалено посреди гаража; оно включало поваренные книги и стеклянных балерин; прошлогодние журналы и шторы в цветочек, что знавали лучшие дни; отчеты по платежам с кредиток и выдохшиеся авторучки.

– Кофе в кухне, – сказала я. – Спускайся.

* * *

Налив себе полную кружку, я встала у окна, выходившего на заднее крыльцо и на лес. Эверетт тронул меня за руку. Я вздрогнула.

– Извини, и в мыслях не имел подкрадываться, – сказал он и потянулся через мою голову за кофейником.

Я поднесла кружку к губам. Черная жидкость показалась прегорькой, оставила мерзкое послевкусие. Эверетт налил себе кофе, я выплеснула содержимое своей кружки в раковину.

– Сварю свежего.

Над Эвереттовой кружкой поднимался парок. Эверетт отхлебнул, встал за моей спиной и выдал:

– Отличный кофе. И вид ничего себе.

Вообще-то, дом построен в долине, и из окна видны главным образом деревья, без перспективы; в любом случае лучше деревья, чем городские здания с клочком неба или автостоянка, которой я вынуждена любоваться из своей филадельфийской квартиры. За родительским домом находится холм, вот с него вид и впрямь супер: долина, лес – до самой реки. Надо будет подняться на холм вместе с Эвереттом. Показать ему нечто достойное внимания. Напомнить, что мы – владельцы этого участка в третьем поколении. Не слишком долго, да, но папа всегда подчеркивал: участок хоть и небольшой, зато наш. Граница с Картеровой собственностью идет по руслу ручья. Ручей давно пересох, стал канавкой, которая с каждым годом теряет глубину в результате почвенной эрозии, да и листопады свою лепту вносят. Следующему поколению придется ставить изгородь, иначе и не вспомнят, где лежит граница.