Онлайн книга «Небесный фермер. Среди планет. Космическое семейство Стоун (сборник)»
|
– Что ж, – заметил он, – впервые могу зайти в твою комнату без противогаза. Я пропустил его слова мимо ушей – Джордж всегда так говорит. – Все еще не знаю, как поступить. – Я показал на груду на моей кровати. – Сделал со всего микрофильмы? – Да, со всего, кроме этой фотографии. Это было кабинетное стереофото Энн, весившее около фунта и девяти унций. – Возьми ее, конечно. Такова жизнь, Билл, – придется путешествовать налегке. Мы первопроходцы. – Не знаю, что выбросить. Похоже, вид у меня был мрачный, поскольку отец сказал: – Хватит себя жалеть. Мне, к примеру, пришлось отказаться от нее – и, поверь, это весьма тяжко. – Он показал свою трубку. – Почему? – спросил я. – Трубка не так уж много весит. – Потому что на Ганимеде не выращивают табак и не импортируют его. – Ох… Слушай, Джордж, все бы ничего, если бы не мой аккордеон. Не знаю, что и делать. – Гм… Тебе не приходило в голову включить его в список предметов культурного назначения? – То есть? – Прочитай мелкий шрифт. Одобренные предметы культурного назначения не включаются в персональный лимит багажа. За их доставку платит колония. У меня никогда не возникало мысли, что я могу оказаться владельцем чего-то подобного. – Никто мне не разрешит, Джордж! – Попытка не пытка. Зачем сразу сдаваться? Два дня спустя я предстал перед комиссией по науке и культуре, пытаясь доказать свою ценность. Я сыграл «Индейку в соломе», «Опус 81» Неру и вступление к «Заре XXII века» Моргенштерна в аранжировке для гармоники, а затем выдал на бис «Зеленые холмы Земли». Меня спросили, люблю ли я играть для других, после чего вежливо проинформировали, что о решении комиссии сообщат позже. Примерно через неделю я получил письмо, в котором мне велели передать аккордеон в службу доставки аэродрома Хэйворд. Меня признали «культурной ценностью»! За четыре дня до старта отец вернулся домой рано – он закрывал свою контору – и спросил меня, не найдется ли у нас чего-нибудь особенного на обед, поскольку мы ждем гостей. Я ответил, что, скорее всего, да – судя по моим записям, у нас еще оставались пайки, которые нам все равно пришлось бы вернуть. – Сынок… – Он в замешательстве посмотрел на меня. – Да, Джордж? – Помнишь тот пункт в правилах насчет семей? – Ну… да. – Так вот, ты был прав, но я кое-что от тебя скрывал и теперь должен признаться. Завтра я женюсь. В ушах у меня зашумело. Слова отца застигли меня врасплох – даже если бы он дал мне пощечину, я и то удивился бы меньше. Я стоял, уставившись на него и лишившись дара речи. – Но, Джордж… как ты можешь? – наконец сумел выговорить я. – Почему бы и нет, сынок? – Но как же Энн? – Энн умерла. – Но… но… Не в силах больше произнести ни слова, я нырнул в свою комнату, заперся на замок и лег на кровать, пытаясь привести мысли в порядок. Какое-то время спустя я услышал, как отец дергает за ручку. – Билл? Он постучал в дверь. Я не ответил, и вскоре он ушел. Я продолжал лежать. Кажется, я даже плакал, но вовсе не из-за проблем с отцом. Я плакал, как в тот день, когда умерла Энн и у меня никак не укладывалось в голове, что я никогда ее больше не увижу. Никогда не увижу ее улыбку, не услышу ее слов: «Выше голову, Билли». И я высоко поднимал голову, а она с гордостью смотрела на меня, поглаживая по руке. Как мог Джордж так поступить? Как он мог привести в дом Энн другую женщину? Встав, я оглядел себя в зеркале, а потом настроил в ванной контрастный душ и жесткий массаж, после чего почувствовал себя лучше, хотя меня до сих пор слегка тошнило. Сушилка обдула меня горячим воздухом и со вздохом отключилась. Мне показалось, словно сквозь ее шум я слышу голос Энн, но это наверняка было лишь наваждение. «Выше голову, сынок», – говорила она. Я оделся и вышел. Отец мучился с ужином – в буквальном смысле этого слова. Он даже каким-то образом умудрился обжечь в микроволновке большой палец. Мне пришлось выбросить всю его стряпню за исключением салата. Набрав новых продуктов, я занялся готовкой. Мы оба молчали. Я накрыл стол на троих, и отец наконец подал голос: – Лучше на четверых, Билл. Сам знаешь – у Молли есть дочь. Я выронил вилку: – Молли? В смысле – миссис Кеньон? – Да. Разве я не говорил? Хотя нет – ты так и не дал мне сказать. Естественно, я знал секретаршу отца. Знал и ее дочь – двенадцатилетнюю избалованную малявку. Отчего-то при упоминании миссис Кеньон поступок отца показался мне еще более неприличным. Она даже присутствовала на похоронах Энн, и ей хватило наглости расплакаться. Теперь я понял, почему она была столь общительна со мной, когда я появлялся в конторе отца. Она уже тогда положила глаз на Джорджа. Я молчал. Что тут скажешь? Когда прибыли гости, я вежливо поприветствовал их, после чего скрылся, сделав вид, будто вожусь с готовкой. Ужин прошел в достаточно странной обстановке. В основном беседовали отец и миссис Кеньон, а я отвечал, когда ко мне обращались. Я не слушал их, все еще пытаясь понять, как он мог так поступить. Малявка пару раз заговаривала со мной, но я быстро поставил ее на место. После ужина отец предложил всем нам сходить в кино. Я отказался под предлогом, что все еще собираю вещи. Они ушли. Я все думал и думал. И с какой бы стороны ни пытался взглянуть, ничего хорошего не видел. Сначала я решил, что вообще не полечу на Ганимед, если полетят они. Отец лишил бы меня содержания, но я бы тяжко трудился и выплатил все долги – я не собирался быть им хоть чем-то обязанным! Потом я в конце концов понял, почему отец так поступил, и почувствовал себя лучше, хоть и ненамного. Слишком высока была цена. Отец вернулся поздно, один и постучал в мою дверь. Дверь была не заперта, и он вошел в комнату: – Ну, сынок? – Что «ну»? – Билл, я знаю, что это оказалось сюрпризом, но тебе придется пережить. Я рассмеялся, хотя мне было вовсе не весело. Пережить! Может, он и мог забыть Энн, но я – никогда. – А пока, – продолжал отец, – мне хотелось бы, чтобы ты вел себя прилично. Надеюсь, ты понимаешь, насколько ты был с ними груб, – разве что не плюнул им в лицо? – Я? Груб? – возразил я. – Разве я не приготовил для них ужин? И не был вежлив? |