Книга Тогда ты услышал, страница 52 – Криста фон Бернут

— Я вам не верю. Это было не так.

Мона процитировала: «Это было изнасилование, тут уж ничего не поделаешь. Хотя она этого хотела, хотела, чтобы это произошло…»

— Можно так сказать.

— Что именно?

— Что она этого хотела. Она хотела секса.

— Может быть, она и хотела секса, но не с пятью мужчинами одновременно.

— То есть вы думаете, что это могла быть женщина, — сказал Бергхаммер, обращаясь к Моне, сидевшей напротив него.

Мысль, что женщина могла совершить все эти убийства, была настолько ужасна, что голос Бергхаммера прозвучал почти без эмоций. Они собрались на так называемое совещание за круглым столом в офисе Бергхаммера, на котором присутствовали только главы специальных комиссий: Керн из оперативного аналитического отдела, Кригер, глава всех комиссий по расследованию убийств, Штрассер из Кобурга, Бергхаммер и сама Мона.

Мужчины молчат, но их мысли можно угадать. Серийные убийцы-женщины встречаются крайне редко. Никто из присутствующих никогда не имел с ними дела. Конечно, о них слышали. Например, медсестра из Гессишен, которой нравилось впрыскивать тяжелобольным пациентам в вены воздух, «чтобы освободить их». Потом — «черная вдова» из Вены, которая свела в могилу пятерых мужей с помощью ядовитого коктейля, пока прокуратура после донесения не начала расследование.

Но этот случай с теми не мог сравниться.

— Женщины убивают иначе, — спокойно сказал Керн. Несмотря на молодость, он, как всегда, серьезен. — Они не используют орудия убийства. И тем более — удавку из проволоки.

— Вовсе нет, — возразила Мона, но смогла вспомнить только о попытках самообороны отчаявшихся жен, которые лупили своих мужей-драчунов хозяйственными предметами, чтобы прекратить свои мучения. Убийство в состоянии аффекта тем, что попадется под руку: как правило, именно так совершают преступления женщины. Серийные убийства, да еще и носящие ритуальный характер, — это другое.

— Двадцать лет спустя после изнасилования, которого, возможно, и не было вовсе, — сказал Бергхаммер. — Это же абсурд. Это не мотив. Почему именно сейчас, почему не двадцать лет назад? И прежде всего, зачем она убила жену учителя? Она же вообще не имела никакого отношения к этому делу!

— И тем не менее Фелицитас Гербер необходимо объявить в розыск, — заявила Мона. — У нас, в общем-то, нет никого, кроме нее.

— Значится ли ее фамилия в телефонной книге? В адресной? В бюро регистрации?

Мона ответила:

— В Германии зарегистрированы четыре Фелицитас Гербер; трое из них либо слишком стары, либо слишком юны. Одна подошла бы. Живет здесь, в городе, на Шванталерштрассе, в «социальной» ^[17] квартире. Страдает шизофренией. Регулярно лежит в психиатрической больнице.

— С ней связались?

— Нет. У нее нет телефона, и она никогда не открывает дверь, сколько ни звони.

— Знают ли в школе о ней что-нибудь?

— Фелицитас Гербер выгнали из школы в декабре 1979 года. Поймали на продаже гашиша ученикам младших классов. Она была тогда в десятом классе. Один раз оставалась на второй год. — Мона сверилась со своими записями. — Поступила в Иссинг осенью 1977 года. С самого начала не могла прижиться. Позднее друзей у нее тоже практически не было. Считалась трудной ученицей. То держалась чересчур отстраненно, то слишком шумела, надоедала всем. Ее вскоре заподозрили в том, что она принимает наркотики. Гашиш, ЛСД и другие, какие тогда принимали.

— Что с ее родителями?

— Мать живет в Штарнберге и уже около восьми лет не общается с дочерью. По крайней мере, она это утверждает. Отец умер.

Возникла пауза.

— Какую информацию мы дадим в СМИ? — спросил наконец Кригер.

— Что мы разыскиваем Фелицитас Гербер, — быстро сказал Бергхаммер. — Как свидетельницу.

— Не знаю, подойдет ли это. Я имею в виду, правильно ли, что все будут знать, что мы ее разыскиваем.

Бергхаммер посмотрел на Мону.

— Об этом мы еще поговорим. Есть ли фото этой женщины?

— Да. Мать дала нам несколько. Потом, есть еще из ее удостоверения личности — дубликат, который находится в бюро регистрации. Но даже эта фотография — восьмилетней давности. Если сравнить эти фотографии с теми, что есть в журналах Иссинга, можно было бы угадать, как она выглядит сейчас.

— Угадать? — спросил Бергхаммер. — Так это она или не она?

Мона достала два журнала и положила их на стол. Из них торчали две желтые наклейки. Казалось, Бергхаммер не мог дождаться, пока ему пододвинут журналы. Он поднялся, обошел стол и встал за спиной у Моны, которая раскрыла книги в отмеченных местах и положила рядом более поздние фотографии. Кригер, Штрассер и Керн поднялись со своих мест и тоже встали за спиной у Моны.

Да, это могла быть она, а могла быть и не она. Черно-белые фотографии размером с почтовую марку, к тому же нечеткие. На них можно различить девушку с пухленьким лицом и короткими вьющимися волосами. Фотография в удостоверении личности была похожа на фото из полицейских сводок, из раздела «разыскивается». То, что дала мать, — моментальные снимки, но, по крайней мере, цветные. Женщина, изображенная на них, носила широкие футболки или свитера с джинсами, у нее растрепанные темные локоны, карие глаза и еще — большой невыразительный рот. Ни на одной фотографии она не улыбается, кажется, ей ничего не интересно, часто выглядит нервной, и вообще она малопривлекательна.

Никто ничего не сказал. Наконец, Бергхаммер выпрямился и вернулся на свое место. Все тоже сели, как будто по приказу.

— Но это все же хоть что-то, — сказал Бергхаммер, как раз вовремя, чтобы молчание не стало гнетущим. — А что с тем мужчиной, который еще жив, Симоном Леманном? Его охраняют?

— Еще нет, — сказала Мона. — Пока он отказывается. Я встречаюсь с ним через час.

— Что значит «встречаюсь»? Почему он не может прийти в отделение?

— Он — консультант по вопросам хозяйственной деятельности предприятия. Страшно занятой человек. Очень просил, чтобы мы встретились в капучино-баре в Арабеллапарке, потому что его фирма находится в том районе. Уверяет, что ничего не знает. Привести его в отделение?

— Капучино-бар, — иронично произнес Бергхаммер. — Нет, пусть будет так — в виде исключения. Но охранять его надо обязательно, это не обсуждается. Мы же не хотим, чтобы и этот погиб. Кстати, а как дела у Фишера?

— Уже лучше, — сказала Мона. — Сказал, что завтра будет здоров.

— Хорошо его эта история зацепила. Могу понять.

Симон Леманн, 39 лет, консультант по вопросам хозяйственной деятельности предприятия. Женат, имеет дочь.