Онлайн книга «Глубина»
– Спасибо, – сказала она голосом пай-девочки. – Мне куда? – Садись вперед, – буркнул недовольно Пименов, устраиваясь возле румпеля. – Берешь блокнот и пишешь, что я тебе говорю. – Уже начинать? – Не умничай. Запишешь не афоризмы, а результаты промеров. Олег, отвяжи швартовый. – Понял! – отозвался Ельцов. – Есть, отвязал! Лови веревку, Пима! – Это называется – конец! – сообщила Изотова, откровенно веселясь. – И надо говорить: лови конец! Или – держи конец! Звучит забавно! Эй, Пима, держи конец! Прочный капроновый тросик упал в лодку. Пименов включил передачу, мотор перешел на басовое звучание, и «Адвенчер», пританцовывая на волнах, отвалил от борта «Тайны». – Класс! – сказала Изотова, оглядываясь по сторонам. – Море, ветер и солнце! Как мне вас не хватало! За день лежания на солнце (с небольшим перерывом на легкий перекус), она, благодаря крему, не обуглилась, а лишь слегка подрумянилась, как булочка на противне у хорошей хозяйки. Кожа на плечах хоть и подгорела, но не приобрела нездоровый красноватый оттенок, лицо словно разгладилось и на щеках стал виден нежный золотистый пушок, совсем как на кожице созревшего персика. Лодка летела по воде, иногда подпрыгивая настолько высоко, что винт мотора какие-то доли секунды рассекал воздух. Ельцов, стоя у борта «Тайны», помахал им рукой и тут же судорожно ухватился за леера – бот чуть-чуть качнуло. Ленка же, сидящая на носу надувной лодчонки, скачущей в облаке брызг, словно резиновый мячик, напротив, была весела и вела себя так, будто всю жизнь провела на корабле, а не прожила последние десять лет у другого моря – мелкого, неторопливого, холодного. Они подошли вплотную к скале. «Мини-медведь», брюхо которого поросло густыми, как настоящая медвежья шерсть, водорослями и мелкими ракушками, нависал над ними черным, высоким боком. Проход между банкой и скалой был узковат, метров пятнадцать на глаз, но дальше мель резко забирала вправо, открывая синюю глубокую воду. – Был такой фильм, – внезапно произнесла Изотова, когда Губатый сбавил скорость и мотор перешел с рева на воркование, – «Искатели приключений». Помнишь, Леша? Там еще Делон играет, молоденький совсем… Они там бриллианты в Африке ищут, в море… Девка такая там, длинноволосая, художница… – Помню. – Я от него всегда балдела, раз двадцать смотрела в «Клубе Моряков». Пленка старая, царапанная, клееная-переклеенная… Я все время плакала, когда ее убивали. Рыдала, как дура. Она такая красивая, а они вдвоем несут ее на руках – мужчины, которые ее любили, и потом хоронят в море. И когда они отпускали скафандр, и он тонул под красивую мелодию – веришь – я ей завидовала. Ленка вдруг громко расхохоталась, запрокидывая голову на длинной тонкой шее. – Представляешь – я этой мертвой дуре завидовала! Ее застрелили походя, бессмысленно, и утопили тело в вонючем резиновом гондоне со стеклышками, а я, вместо того, чтобы завидовать тем, кто взял куш и остался в живых, завидовала курице, которая весь фильм не могла выбрать между двумя мужиками и, в результате, спала в одиночестве! Не-ве-ро-ят-но! – Ты изменилась, – произнес он. Глядя на нее, он испытывал странное чувство – влечение и брезгливость одновременно. Проблема заключалось в том, что влечение было гораздо сильнее и существовало вне зависимости от его мыслей и того, что она говорила. А брезгливость постоянно нуждалась в подпитке, словно пересыхающий источник. – О, да… Я изменилась. Ты даже не представляешь себе, как сильно я изменилась, – сказала она. – И ты изменился. Все изменилось. И в Клубе Моряков уже нет кинотеатра. А история осталась. – Точно, – ответил Губатый. – История осталась. Я недавно смотрел по кабелю. И ты знаешь – с удовольствием. Хорошая история, про любовь, про дружбу, про чувство долга, про самопожертвование. И еще – про судьбу. Мы с тобой, случаем, не о разных фильмах говорим? – Каждому – свое, – отрезала она. – Проехали. – Тогда – записывай. Он нажал кнопку на портативном GPS, ставя первую метку – хлебную крошку, как сказала Изотова. – Номер один, – он скосил глаза на экран эхолота. – Пять и восемь метра. Лодка медленно скользила вдоль скалы. – Номер два. Шесть и три метра. По направлению к берегу дно вначале опускалось до отметки в десять и три десятых метра, потом резко шло вверх и выходило на ровное, как стол, плато, усыпанное валунами и осколками скал вплоть до узкой береговой линии. Галька, покрывавшая весь берег равномерным, разглаженным волнами, слоем была достаточно мелкая и самого среза, там, где вода лизала пляж, превращалась в подобие каменной перловой каши, не по вкусу, естественно, а по размерам. Пименов втащил «Адвенчер» на сушу до половины длины. Изотова выскочила из лодки до того, как он успел подать ей руку, и стоя в воде по колено, с удовольствием ополоснула лицо кристально чистой влагой. – Ну? – сказала она. – Что будем делать? Искать могилу? Петь песни? Купаться? Или потанцуем? – Оглядимся. Скалы с моря не казались настолько высокими. Теперь же, когда они стояли у самого основания уходящей вертикально вверх скалы, стало понятно, что никакой тропы здесь и близко нет. А, может быть, и не было уже и в 29-ом. Стена, нависающая над ними, явно имела отрицательный угол наклона и была покрыта трещинами, глубоко врезающимися вглубь породы. Теперь стало понятно отчего случился оползень, скрывший под собой пляж на противоположном конце бухты, и относительная закрытость и недоступность бухты для туристов, которых развелось в округе великое множество. Для того, чтобы спуститься сюда с пятидесятиметровой высоты, нужно было иметь, как минимум специальное снаряжение. Благодаря этой особенности рельефа на скалах не было надписей типа «Киса и Ося были здесь» или «Вася Краснодар 98». От бухты веяло безлюдьем. Это было настолько неожиданно, что даже пугало. Берег осыпался, а потом – море размывало обрушившиеся куски, перемалывало их своими огромными челюстями, обсасывало влажным, хлюпающим ртом. Древесные стволы, упавшие вниз, оно дробило о скалы и выплевывало на берег кусками. Под белым южным солнцем они медленно превращались в сухой плавник, похожий на белесые кости вымерших животных. А еще – море отрыгивало на берег мусор, который бросали в него люди. И здесь его было предостаточно, хотя, конечно, поменьше, чем в населенных местах. Разбитые о камни осколки стекла превращались в зеленые округлые «галечки», с матовой шершавой поверхностью, раскисала в кашицу порванная в клочья бумага, а вот пластиковые бутылки и обрывки полиэтиленовых пакетов никуда не девались и лежали у кромки воды, словно пена. Здесь, на удалении от людных мест – даже в ясную ночь Дообский маяк казался отсюда одной из звезд на небе – эти испражнения человеческой цивилизации выглядели особенно противоестественно. |