Книга Assassin’s Creed. Origins. Клятва пустыни, страница 59 – Оливер Боуден

Отец поднялся на колени, затем встал. Я протянул ему руку, помогая подняться. Выхватив меч, я двинулся туда, где теперь уже противник стоял на коленях, слегка покачиваясь. Он находился почти рядом с нашими шалашами. Подняв голову и увидев нас, убийца вырвал мой нож, сбросил платок и вскоре уже стоял с мечом в руках.

Я видел его шрамы, оскаленные зубы, холодные глаза, где не было никаких чувств. Солнце сверкало на поверхности его меча. У наемника за спиной, внизу, шумела и бурлила река. Края столь знакомого мне шарфа свешивались с запястья этого страшного человека.

– Храбрые меджаи, – сказал он.

Обычно такие слова произносились с ухмылкой, но убийца не выказал ровным счетом никаких чувств. В его пустых глазах ничего не изменилось.

Металл встретился с металлом, наполнив звоном мои уши. Я надеялся, что свирепость моей атаки заставит его отступить. Быть может, даже застигнет врасплох. Но нет. Убийца с легкостью отразил мой выпад. Пожалуй, его движения восхитили бы меня, наблюдай я все это со стороны. Но он был моим противником.

– Где она? – закричал я, устремляясь в новую атаку.

Сообразив, что впустую размахиваю мечом, я напомнил себе о необходимости управлять своими чувствами. Потеря самообладания была чревата поражением.

– Что ты с ней сделал?

Боковым зрением я увидел подошедшего отца. Мои слова вызвали у него недоумение. Отец не знал о жуткой картине, выстроившейся у меня в мозгу: противник появился в этих краях не сегодня. Какое-то время он следил за нами. Он видел отъезд Айи и последовал за ней.

Но что было дальше? Боги, что он с ней сделал?

– Где она? – уже без крика повторил я.

Пусть думает, что тревоги меня ослабили и я утратил сосредоточенность. Мне это только на руку.

– Байек, соберись, – предупредил меня отец, вставая рядом.

Эти слова он произносил постоянно, когда во время занятий эмоции во мне начинали брать верх над разумом. Я не посчитал нужным ответить. Мои выпады не были напрасными. Туника убийцы стала красной от крови наравне с отцовской. Рана, которую я ему нанес, сильно кровоточила. Если я сумею измотать его в поединке, он непременно ослабнет и умелое владение мечом уже не даст ему большого преимущества. Вероятно, я даже смог бы его одолеть.

Вскоре к сражению примкнул мой отец. Он сделал выпад, мечи схлестнулись. Это было сражение равных по силе и умению. Каждый стремился нащупать в действиях противника слабое место. Каждый атаковал, отступал, защищался и вновь переходил в наступление.

Отец устал. Как и убийца, он потерял много крови. Еще чуть-чуть, и им будет не устоять на ногах. Вот тогда-то я вмешаюсь, чтобы завершить начатое.

Это знал не только я. Это, естественно, знал и убийца, опытный и хладнокровный воин. Он не собирался допускать, чтобы противники навязывали ему ход сражения. Он решил снова втянуть в действие меня, а отца – оттеснить резкими косыми ударами. Будь на его месте кто-то другой, такие удары потребовали бы значительного напряжения сил. Убийца, казалось, обходился легким движением рук. Нож, который я в него метнул, пришелся ему весьма кстати. Убийца держал мой нож (липкий от его крови) в левой руке, и, когда я делал выпад, пытаясь обойти его оборону, он выставлял руку, вынуждая меня отступать.

Я нещадно подавлял отчаяние, нараставшее у меня внутри. Нас было двое, он – один. Мне думалось, что сражение при всей своей жестокости продлится недолго. Но мы с отцом никак не могли перехитрить противника, обладавшего силой, решимостью и несомненным опытом. Мы были защитниками. Человек, с которым мы сражались, был искусен в ином ремесле – ремесле бездушного убийцы.

Я смотрел на бледное отцовское лицо и понимал, каких усилий стоит ему продолжать сражение. В его глазах появилось сомнение.

А потом убийца ранил и меня. Я рванулся вперед, поймавшись на обманный маневр, на который больше уже не попадусь. Убийца понимал, что опыта сражений у меня нет, и превратил мою неопытность в дополнительное оружие. Я размахивал мечом, оставив нижнюю часть туловища без прикрытия. Убедившись, что так оно и есть, противник ранил меня ножом в живот. Я попятился, шатаясь и зажимая рану. Тогда меч убийцы несколько раз полоснул по моему предплечью.

Мы все устали, и в сражении наступил перерыв. Наши плечи вздымались. Мы тяжело дышали. Из ран текла кровь.

– Кто тебе платит? Орден? – спросил отец у нашего врага. – Мы можем заплатить тебе больше.

Мне не понравились отцовские слова. Это было равносильно признанию, что такой противник нам не по зубам. И в то же время я знал, скольких погубила гордость. Порой было разумнее откупиться. Конечно, если ты уверен, что враг не обманет и не прикончит тебя, получив вознаграждение.

– Меджай, я не работаю за деньги, – бесстрастно ответил убийца.

– Значит, ты работаешь из принципа. Возможно, твои идеалы гораздо больше совпадают с меджайскими, чем ты думаешь.

– А может, у меня вообще нет идеалов, – сказал убийца.

Его глаза переместились на меня. Я подумал об Айе и уже собирался заговорить, но отец меня опередил.

– Твое задание – убить меня? – спросил отец.

– Мое задание – уничтожить весь ваш род и тем самым искоренить меджаев.

Он даже не скрывал этого, считая, что близок к цели и наша участь решена.

– У тебя ничего не получится, – возразил отец. – Мысль, вдохновленную учением, нельзя убить.

– А вот пославший меня с этим не согласен, – сказал убийца, направляясь к нам. – Зависимость от родословной является вашей слабостью.

Что ж, в этом наш противник был прав.

Сражение возобновилось. Снова в воздухе яростно замелькали лезвия мечей. Отцовская туника стала совсем мокрой от крови – Сабу был ранен тяжелее нас с убийцей. Рана на моем животе также кровоточила. Каждое движение лишь усугубляло мои страдания. Ручейки крови текли по ногам в сапоги. Я слышал, как хлюпают пальцы ног в вязкой жидкости.

А наш противник словно заговорил свою боль. Он умело скрывал ее натиски, отказываясь поддаваться им. Насколько серьезно он был ранен? Трудно сказать. Убийца атаковал с прежней неутомимостью и безжалостностью. Этот человек много лет охотился за нами и останавливаться не собирался. Он надвигался жестоко, неумолимо, неотвратимо. Новый удар, нанесенный им моему отцу, приблизил неизбежное.

Я увидел, как Сабу покачнулся. А я-то верил, что отцу неведома горечь поражения. Его глаза, еще недавно сверкавшие в предвкушении битвы, отражали совсем другое: осознание проигрыша. Отца тяготила не боль и не скорая смерть. Мысли о поражении, и не только собственном. Уже потом до меня дошло: когда отец поднял меч для новой атаки, у него не было мыслей о победе. Все, что он хотел сделать, – это попытаться спасти меня.

Глядя на ослабленного, сокрушенного отца, думая об Айе… что мог я чувствовать? Только ярость, вырвавшуюся на поверхность. Жгучую потребность отомстить. Отчаянное желание причинить этому «призраку смерти» и его миру такую же боль, какую он причинил моему.