Онлайн книга «Женщина-зима»
— Как, Сань, олени тебя больше не беспокоят? Сосед еще больше засмущался, втянул голову в плечи. Большие красные ладони смиренно мяли шапку-ушанку. — Ты давеча приходил насчет колес, моя говорила. А меня не было… Я это… у шурина был. — Ну. Приходил. Так ты знаешь, где колеса? — Ну, знать — не знаю, а кое-что видал, — степенно доложил сосед. — Ну так не тяни, говори. Да пройди в избу-то, не стой пнем! — Ну так… вышел я вечером покурить на крыльцо… Стою это… тихо так… А поздно уже, часов двенадцать… Нет, час. Да, час уже, потому что кино по второй как раз кончилось. Ну вот… Стою, докуриваю… Тихо так. С Полканом вашим о жизни разговариваю. И смотрю — тень как бы мелькнула от Полининого двора. Гостя слушали молча. А Петр Михайлович смотрел на соседа, не скрывая скептического отношения. — Слушай, Сань, а ты, случайно, не того? А то, может, как с оленями? — Да ну! Тверезый был, говорю. Полкан твой пьяных не любит. А тут разговаривает со мной через забор, поскуливает. — Надо у Полкана спросить, — улыбнулась Полина. — Ну а дальше-то что? — не выдержал Тимоха. — Кто же это был-то? — Кто был, я не разглядел, Кто ж знал, что колеса пропадут? — И ты не пошел поглядеть, кто это шастает по ночам? — Пошел. Только за фуфайкой в сени сбегал, а то стоял в одной телогрейке. А зябко… — Ну, понятно, Саня. Пока ты за фуфайкой бегал, вор тоже даром время не терял. — Да, ему удалось уйти. Но следы-то остались! — Следы? — хором повторили присутствующие. — Вот такая лапа! И следы навоза по краю. Кончив свою речь, дядя Саня с достоинством распрямился и оглядел собравшихся. — Да может, эти следы твоя Нюра оставила. Сходила к скотине вечером и вышла за калитку по какой надобности? — Не Нюрина нога! — обиделся дядя Саня. — Я своей Нюры ногу знаю. — Вы, наверное, кого-то подозреваете? — предположил до этой минуты молчавший Доброе. Дядя Саня вновь скромно потупил взор. — Да пройди в избу-то! — не выдержал Петр Михайлович. — Чё на пороге топчешься, ни тпру ни ну! Чаю выпей! — Не резон мне чаи распивать. И ты собирайся. В засаду пойдем. — Мам, можно и я с ними?! — подскочил Тимоха. — Погоди. Я ничего не понимаю. Так вы кого подозреваете? — Думаю, без деда Лепешкина тут не обошлось, — скромно предположил гость. — Лепешкин? Это что, фамилия такая? — не понял Доброе. — Нет, Лепешкин — не фамилия. Это прозвище такое, — пояснил Тимоха. — Но уже никто и не помнит, как его настоящая фамилия. Дядя Саня усмехнулся: — Да как же его еще назвать, если у него — и зимой и летом на калошах коровья лепешка прилипшая? Где он их только находит… Отец Полины засобирался: — В засаду так в засаду. Тимоха, дома сиди, поздно уже. Мы сами. По всему было видно, что парень недоволен приказом деда, но ослушаться не смеет. Поворчав, Тимоха отправился спать. Полина стала собирать посуду. — Знаете, — неожиданно для себя сказал Доброе, — я весь вечер думал о ваших словах… Ну, о том, что мне ехать было не нужно, если обстоятельства так сложились… — И что же вы надумали? — поинтересовалась Полина. Она уже и забыла, что сказала такое Доброву. — И никак не могу найти ответ, что же за причина. Вот сегодня пытался дозвониться другу… Вернее, бывшему другу, сотруднику своему, на которого очень зол был, И снова — осечка. Это что, звенья одной цепи? — Наверное. А почему ваш друг — бывший? Вы поссорились? — Я узнал, что он ведет двойную игру. Узнал, когда был в отъезде. Это был удар для меня. — Из-за этого вы чуть не довели себя до инфаркта? Добров кивнул: — Были и другие причины. Мы с женой разошлись, я приехал навестить сына. Она заявила, что не позволит нам встречаться. Боюсь, не сумею описать вам своего состояния, что со мной сделалось… — Я видела. — Ну да… точно, вы видели. — До такого состояния вас довели эмоции. Вот и занесло к нам, в глушь, чтобы вы отлежались, остыли. А эмоции — улеглись. Возможно, друг ваш ни в чем не виноват. Возможно, его оговорили. Бывает такое? — Бывает, — со скрипом согласился Добров. — Почему же вы поверили сразу, безоговорочно, не поставив на весы вашу дружбу? — Я был в таком состоянии… Был готов принять любой удар, думал, что хуже не будет… Или по-другому: думал — пусть будет еще хуже! — Вот видите! Ваша судьба держит вас здесь, чтобы вы разобрались в себе. — Но ведь дело не во мне! Это внешние обстоятельства! — Всегда дело в нас самих. Я думаю, ваша жена — не такой уж монстр. Ведь когда-то вы ее любили? Возможно, она просто хочет серьезно поговорить с вами. Возможно, надеется возобновить отношения ради сына. — Я не стану возобновлять отношений! Пусть не надеется. — Всегда можно найти компромисс, — возразила Полина. Она не поддавалась на его воинственный тон, беседу вела спокойно, умиротворенно. «Как врач», — подумал Добров. Было приятно слушать ее. Суждения этой женщины утешали, как успокоительное. Хотелось верить в то, что она говорит. — Пока люди живы, у них есть шанс. Враги могут стать друзьями, друзья могут и должны простить друг друга. Обидно тратить жизнь на ссоры и склоки. Добров понял, что Полина говорит о себе. Она ничем не может восполнить свою утрату и, вероятно, многое хотела бы изменить в прошлом. — Я так понял, Полина, что вы пять лет назад потеряли своего мужа? — Потеряла, — спокойно кивнула Полина. — А как все случилось? Или вам не хочется говорить об этом? Тогда не надо. — Нет, отчего же? Скажу. Я вот врач, всем советы даю, а Колю недоглядела. — Он болел? — Да, он стал болеть, а я не могла понять, в чем дело. Точного диагноза не было. Слабость у него, вдруг весь потом покроется. То лежит целый день. Я его осмотрела, поняла, что печень увеличена. К врачам в район поехал. А там ему сказали: «Здоровый мужик, сорок лет, не стыдно по больницам таскаться?» Вроде как в симулянты его записали. Вернулся Коля и сказал: «К врачам меня больше не посылай». Так и лечила сама. А он не жалуется ни на что. Только иногда ляжет и лежит… Полина помолчала. И Добров молчал, не зная, что сказать, и боясь прервать эту нечаянную исповедь. Вероятно, Полине, как и ему, было необходимо высказаться перед кем-то посторонним. Перед человеком беспристрастным, чужим. Она продолжала: |