Онлайн книга «Экспедитор»
А что делать, если он на тебя идет, и глаза… как шайтан поселился. Уцелевшие ушли в горы, там переждали. Потом спустились, начали думать, как дальше жить. Самое простое – жить, как предки жили, набегами. Грабить неверных. Полковник оставил их с группой заслона на станции, ждать их из Харькова. Но они решили: зачем сидеть на станции, если можно по окрестностям пошмонать? Вот, нашли живую деревню русистов, рабов взяли. Мунаев уединился с бабой, решив – гулять так гулять. А теперь вот он смотрел на улицу и видел, как братья мертвые лежат. Один из них был из спецназа. На улице никого видно не было, не слышно было выстрелов. Мунаев понял, что работают снайперы. Решение пришло само собой – валить огородами. Нехрен разбираться… у него есть пистолет, автомат, если че, три полных рожка, и к пистолету два – пистоль турецкий, не ПМ там какой. Отобьется, если только монстр не попадется, найдет транспорт, доедет до своих… И больше Мунаев ничего не успел понять, потому что на голову что-то тяжело опустилось сзади, в глазах сверкнуло, и он провалился в темноту. – Первый, машина. Первый – машина. – Вижу. Машина была «Газель», но на усиленной подвеске и с какими-то странными, но явно заводскими фарами, похожими на фары армейского «УАЗа». Кабина двойная. – Работаю по движку. Хлопнула СВД, еще раз – машина начала терять скорость. С пассажирского места выскочил абрек с автоматом, дал длинную очередь неведомо куда. Бросился бежать в поле, поскользнулся, упал. Второй – с водительского – бросил автомат, заголосил: – Не стреляй, брат, да! Я сам мент! Я сам мент! – Третий, вижу зомби. Больше движения нет. – Убери его. – Плюс… зомби нет, движения нет. Самое главное тут – не поспешить. Сейчас сотовой связи нет, подмогу не вызвонишь. Но, с другой стороны, могут по договоренности подъехать. Тогда хреново. – Однерка – Глазам, движение видите? – Минус, движения нет. – Однерка – всем, иду к центру села. Двойка, контролируй другую сторону. – Я двойка, у нас тут пленные, трое. – Принял. Я кивнул своим. – Пошли. Перебежками, целясь во все стороны, двинули в село. Дорога прямая, просматривается – но береженого бог бережет. Двое бегут – двое лежат. И так по десятку, по два метров. – Движение справа! Я был как раз справа, вскинул автомат. Баба. Едва на спуск не нажал – расхристанная, но живая. Похожа на зомбака, если честно. Палец едва сдержал. – Лежать! Чтобы было понятно – выстрелил рядом с головой. – Ложись! Если не ответит – буду валить. – Не подходи! Убью! Живая. – Ложись! Работает спецназ! – Не подходи! Точно живая. – На месте всем! Начал подходить, целясь. – Ложись, дура. Убью ведь! Что с ней сделали? – Свои мы. Русские… Баба смотрела на меня и тихо тряслась. Хоть на землю села… Пришла в себя она только после двух глотков водки, назвалась Люба. Тут их было одиннадцать человек, считая двух детей. Одна старшая, другой малый совсем. Старшую, понятное дело, изнасиловали… Я мрачно посмотрел на сидящих под стволами пленных. Ладно, сейчас и с ними разберемся, никто не уйдет… – Вы вообще кто такие? – С города мы, коммуна у нас тут. До… этого еще переселились. Решили на земле, на природе жить. Это надо же. – С какого города? – С Питера. Е-мое… – Давно тут? – Как началось. – Крышует кто? – Раньше Дикий был. Потом убили его. – Давно? – Не знаю. Месяца три, наверное. Может, четыре. Меня передернуло. Все никак не привыкну, что на диких землях не ведется счет времени. Мы ведем, а они – нет. – Старший у них кто? Она показала. – Этот. – Чем ты его? – Утюгом… – Молодец. – Он увидел, – зачастила, – увидел, как эти… как вы… к окну. Я его… утюгом… – Молодец. Она вдруг разрыдалась – некрасиво, истерично, как прорвало. Всем нам было не по себе от этого… – Ну ладно, ладно. Вот, выпей… Выпей еще. Вляпался. – Послушай… послушай… Люба ревела… пришлось влепить пощечину. От пощечины она замолчала – как выключило. – Мы с Урала. С Ижевска. – Откуда? – С Ижевска… Я оглядел пацанов – всех, кроме тех, кто был на фишках. И все они как один едва заметно кивнули. – У нас там… нормально, в общем. Плохо, но нормально. Рабов нет, бандитов нет, мы по-людски живем. Хочешь, поедем с нами. Мы домой едем. Она лупала глазами. – Но… нас одиннадцать человек… и корова… – Какая корова? – Майка. – Какая еще майка? Я не понял, что Майя – так корову зовут. – Коро-о-ова… – Люба снова разревелась. – Корову придется оставить. Там возьмут тебя в колхоз, будет у тебя и корова. Тем, кто с детьми, первотелку бесплатно дают… – Я ее не брошу… мы… только с ней и выжили… не брошу… Я посмотрел на Сома, Сом пожал плечами: – Вагон есть пустой. Загнать корову, травы кинуть, пусть с коровой едут. Молока попьем. Тоже верно. – Ладно, – решил я, – берем и корову. Собирайтесь. Эти были чеченцы, я это сразу просек. Они от аварцев отличаются… чем? Помотаетесь – поймете, но отличаются. Старший у них фээсбэшник был – при обыске ксиву нашли. Старший опер. Зачем носит? А затем, что на Кавказе очень важны любые знаки, которые показывают превосходство их гордого обладателя над безответным быдлом. Если завтра постановить, что каждый, кто считает себя старшим, должен вырезать на жопе в штанах дыру, чтобы пятая точка была видна, и так ходить – все кавказцы завтра же это сделают. Лет тридцать, может, с чем-то. Немного, то есть, старший, но не совсем. Что-то вроде капитана или майора. На Кавказе важно и старшинство, потому младший по возрасту – никогда не будет главным над старшими. |