Онлайн книга «Адмирал Ушаков»
|
Вместо него светлейший назначил старшим членом Черноморского адмиралтейского правления новоиспеченного «графа» Войновича. И в первом ордере Войновичу он пространно и очень метко охарактеризовал деятельность его предшественника, Мордвинова: «Препоручаю вам рассчитать замешанные дела по всем частям, где странные вышли суммы и недостатки умножены. Крайняя неизвестность во всех наличностях. Одним словом, хаос неописанный. Нет артикула, который бы был снабжен достаточно. Все хватано без расчету, на многое деньги истеряны в запас на предбудущее время, а самое нужное забыто… Сими и другими замешательствами спутаны дела так, что я не могу ничему добиться толку. Немало способствовало к тому и введение порядка в правлении больше приказного, нежели военного и сходственного с теперешними обстоятельствами. Тут для сохранения вредной формы останавливалась часто скорость, столь нужная в военное время, и, по необозримости вдруг обстоятельства, часто повторялись курьезы к большей потрате суммы бесполезно». Потемкин одним ударом убил двух зайцев: удалил бездарного Мордвинова, а второго, столь же даровитого «графа» Войновича, убрал подальше от Севастопольского флота, в Херсон. А 14 апреля 1789 года бригадир Федор Ушаков был произведен в контр-адмиралы и назначен начальником Севастопольского корабельного флота. Черноморский флот наконец-то получил настоящего боевого адмирала. IX
Ушаков жалел: эх, если бы Войновича, этого «графа», убрали немного пораньше – среди зимы! Можно было бы успеть подготовиться. А то до выхода в море оставались считанные дни. И, тем не менее, он тотчас же взялся перестраивать все по-своему. Ушаков полагал, что самое главное на флоте – это человек, матрос. От трюма до салинга [49] – везде он. Матрос делает все: ставит паруса и заряжает пушки. И потому надо, прежде всего, помнить о его нуждах. А при Войновиче помнили только об одном: о линьках да шпицрутенах – матрос был за все в ответе. Войнович всегда жаловался, что у него в эскадре много больных. Надо проверить, посмотреть, в чем дело. Если Федор Федорович справился с чумой, неужели он не управится с простудой или поносом? И контр-адмирал поехал осматривать свой флот. Он начал с самых малых крейсерских судов, с «Принцессы Елены». Ею командовал увертливый капитан-лейтенант Анисифор Александрович Ходин. Он был похож на колдунчик [50]: сегодня Ходин нашептывает Ушакову на Войновича, а завтра станет с ехидной, косой улыбочкой плести всем небылицы об Ушакове. Анисифор Ходин встретил нового командующего подобострастно и с первых же слов начал поносить Марко Ивановича, но Ушаков резко оборвал: – Извольте перестать! Полно петь соловья на сосне! И пошел осматривать «Принцессу Елену». Крейсер был новый, но уже оказался запущенным и грязным. В кубрике Ушаков застал шестерых больных матросов. Хотя наверху стояла апрельская благодать, здесь воздух был тяжелый и спертый, пахло кислятиной и заношенным бельем. Контр-адмирал и без опроса догадывался, чем больны матросы, но все-таки решил проверить себя: – Что, братцы, животами маетесь? – Так точно, ваше превосходительство, животами. – Обнедужили вовсе… – А вон канонира лихоманка трясет, – говорили больные. – Так-так, – посматривал Федор Федорович, недовольно хмуря русые брови. – А чем же вас кормили нынче? – Варили щи с солониной. – Солонинка-то, поди, позапрошлогодняя? – спросил контр-адмирал. – Вроде того… – А нам, ваше превосходительство, какая бы ни была, все равно без пользы: есть-то нельзя! – Выходит, вы ничего не ели? – Хлебушка жевали. – Кипяток пили. – А ты что ел? – обернулся Федор Федорович к исхудавшему – кожа да кости – канониру. – Мне, ваше превосходительство, ничего не хочется. Только пить. Одну воду пью. – С чем? С уксусом? – Уксуса нет, весь вышел, – заторопился ответить Ходин. – Только вчера вышел… Виноват! – Мне из твоей вины – не шубу шить! – побагровел контр-адмирал. – Разве им такая пища нужна? Почему в госпиталь не отсылаешь? – Они поправляются, ваше превосходительство. Как же слать – экипаж-то у меня всего пятьдесят три человека… – А больных шесть? Поправляются, говоришь? Из кулька в рогожку! – кричал контр-адмирал. – Отослать всех немедля! Когда начальство ушло из кубрика, больные матросы, забыв о своей хвори, смеялись от души: – Эк он его, молодец! – Вот это адмирал! С «Принцессы Елены» и началось. Как и предполагал Ушаков, на большинстве судов о матросе заботились мало. Больные не отделялись от здоровых. Помещение редко проветривалось. Контр-адмирал осмотрел все, не поленился заглянуть в самые темные углы. Пробовал пищу, пробовал воду, говорил с матросами. Матросы удивлялись его вопросам: адмирал вникал в их повседневную жизнь. «Граф» никогда не интересовался ими и не считал нужным вступать в разговор не только с больными, как Ушаков, а даже со здоровыми. Матросы слыхали об Ушакове от друзей со «Св. Павла», кое-кто помнил его по Херсону, и всем сразу стало ясно: этот адмирал – за них, за матроса! Интересуясь бытом и жизнью экипажа, Федор Федорович одновременно осматривал и сами корабли: прочен ли такелаж, надежны ли якоря и пушки, не разваливаются ли камбузные печи? – Вот это – настоящий хозяин! – говорили матросы. Вечером на следующий день контр-адмирал вызвал всех командиров судов к себе. А наутро Севастополь только и говорил о том, кого и как из господ командиров «надраивал» вчера контр-адмирал. Передавали, ручаясь головой за точность, что и кому сказал Ушаков. У «Нестора» сушится белье на самом бушприте. Это не фрегат, а прачечная! На «Иерониме» разводят блох: в трюм намели целые горы мусора! На «Александре» загнили бочки для пресной воды – пахнут тухлыми яйцами. Немудрено, что много больных. У «Амвросия» на нижней палубе в углах сырость и зловоние! Люди ленятся подняться наверх. Сразу же началась работа. Все корабли и фрегаты чистились, мылись, проветривались, как перед большим праздником. А к адмиральскому дому потянулись поставщики и подрядчики – русские, греки, армяне, евреи. Тут было ясно: разговор пойдет о доброкачественных продуктах для флота. Войнович уделял этому мало внимания, и поставщики сбывали что попало. |