Онлайн книга «Сезон крови»
|
Травинка снова оказалась у него во рту, подпрыгивая на ветру. – Ты когда-нибудь видел что-нибудь мертвое, Ал? Я пожал плечами. – Ну, наверное. – Так видел? – Мой кот, Док, умер. – Помню. У него был рак. – Ага. Доктор Хельстром сказал, что ему уже никак не помочь, что у него очень большая опухоль. – И он убил его для вас. – Он его усыпил. – Ага, убил. – Я не хотел, чтобы Док страдал. Ему было очень плохо. – И ты видел, как он это сделал, или ушел? Я стал ходить вдоль путей, не желая размышлять на эту тему. – Мы вышли из комнаты до того, как он начал что-то делать. Но Доку было уже очень плохо, он вообще не чувствовал, что происходит. Потом мама разрешила мне его забрать, и мы похоронили его во дворе. – Я помню, – сказал Бернард. – Херово видеть мертвецов. – Угу. – Особенно если это кто-то, кого ты знал живым. – Бернард кивнул, как будто соглашался с собственными словами. – Вроде как, если вот лежит что-то мертвое у дороги, и ты никогда прежде его не видел и не знал, и тебе наплевать, потому что ты даже не видел его, пока он был живым, то это не особо-то важно. Ну, противно, наверное, и можно подумать о том, что это вроде как печально и, может быть, немного интересно, но это просто что-то мертвое. Просто мертвый… предмет. Но если ты знал его раньше, если ты видел его живым, а потом он умер – это полная херня. – Ты когда-нибудь видел мертвого человека? – спросил я. Он кивнул. – Пару раз был на поминках. – Я видел бабушку после того, как она умерла, – сказал ему я. – Она так странно выглядела, когда лежала в гробу, лицо такое бледное… Она даже не особенно была на себя похожа. – Потому что это была уже не она, – сказал Бернард. – Ее больше не было. – Все говорили, как хорошо она выглядит, такая умиротворенная, а я был тогда совсем маленький, но все равно понимал, что все это вранье. Она выглядела ужасно. Она выглядела мертвой, вот как она выглядела. – Как думаешь, как они выглядят там, внизу? – Бернард указал подбородком на поле. – Что там, подо всей этой землей и травой? – Наверное, сплошные кости. Бернард вынул изо рта травинку и бросил ее в направлении поля. Ветер подхватил ее, и травинка улетела, крутясь и пританцовывая в воздушном потоке. Бернард снял очки, протер толстые стекла подолом рубашки и надел их обратно. – Хуже всего, что нас всех ждет то же самое. Что бы ты ни сделал за свою жизнь – или не сделал, кем бы ты ни был и куда бы ни поехал, ты все равно сдохнешь. Все в конце концов умирают, и их хоронят. Если только тебя не сожгут и не развеют пепел. У мамы был двоюродный брат, с которым так сделали, высыпали его пепел в океан. – Думаю, это уже не важно, после того, как ты умер. – Думаю, нет, – согласился он. – Но все равно это дерьмово. Мы живем и знаем, что рано или поздно все равно окажемся в земле. Какой-то наш день окажется последним. – Никто и ничто не живет вечно, Бернард. Он рассеянно кивнул. – Но мы должны. – Почему? – Потому что иначе будет слишком жестоко. Выходит, что с самого рождения мы начинаем стареть, понимаешь? Выходит, что с самого рождения мы вроде как начинаем умирать. Какой смысл в жизни, если она просто закончится, и ты умрешь, а мир продолжит существовать, как будто тебя никогда и не было? Вчера Кудряш играл во дворе, жевал свой мячик, ел обед, пил из унитаза, был живой собакой. А потом – бах, и все. Вот так просто. Как будто его никогда не было. – Для этого у нас есть воспоминания, – сказал я. – От воспоминаний нет никакого толку. Я спрыгнул с путей и сел рядом с ним. Из-за дальних деревьев через поле подул холодный ветер. Небо становилось свинцовым, с океана приближалась гроза. Мы сидели молча, прислушиваясь к своим мыслям. – Ал, ты веришь в Бога? – спросил Бернард. – Конечно, а ты веришь? – Ага. Ты когда-нибудь о Нем размышляешь? – О чем, как Он выглядит, что ли? – Нет, почему Он делает то, что делает? – Ну, иногда. – Я думаю, отчего Бог меня ненавидит. – Бернард, Бог никого не ненавидит. Он же Бог. Бернард подтянул колени к груди, оперся о них подбородком и обхватил их руками. – Ты веришь в Дьявола? – Не знаю даже. Наверное. – Если существует Бог, то должен быть и Дьявол. – Ну, наверное. – Не наверное, а точно. У всего есть противоположность. – Конечно. – Иногда я так ужасно злюсь, что просто хочется сойти с ума, понимаешь? – Бернард посмотрел на меня и покачал головой, как будто его самого эти слова беспокоили больше, чем могли обеспокоить меня. – Хочется послать все к черту и просто все разнести, всех разнести, потому что все равно ничто не имеет значения. Если жить как живешь, мир просто существует, не останавливаясь. Если бы что-то имело значение, если бы в нем был какой-то смысл, он бы остановился. Остановился и что-нибудь заметил бы. Но он не останавливается. Я положил руку ему на плечо и пожал, потом легонько, в шутку потряс и отпустил. – Все так иногда себя чувствуют, не беспокойся. Бернард медленно моргнул, его глаза казались немного искаженными из-за толстых стекол очков. – Я не беспокоюсь, – сказал он. – Однажды я сорвусь, Ал, и тогда кому-нибудь не поздоровится. – Обычно я бы поддразнил его за такие слова, но на этот раз сдержался и промолчал, как будто поверил. – Здорово не поздоровится. Обычная болтовня Бернарда. Он совсем не умел драться, никого не мог напугать. Он хорохорился, но никогда не мог подкрепить свои слова делом. Он был зол и расстроен и грустил из-за своего пса, так что я решил оставить его в покое. Я оставлю его в покое, кем бы он себя ни объявил. – Тебе никогда не приходило в голову, что Бог просто издевается над нами? – У Него определенно извращенное чувство юмора. – Я натужно рассмеялся. – Я серьезно. – Просто иногда жизнь вот так дерьмово складывается, только и всего. – Думаю, Дьявол мне нравится больше. – Это ты заливаешь. – Но это правда. – А вот и нет. Бернард пожал плечами. – По крайней мере, с ним-то все ясно. – Правда? – Я толкнул его локтем, изо всех сил стараясь разрядить обстановку. – Как давно ты с ним разговаривал в последний раз? |