Книга Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры, страница 27 – Найо Марш

— Вы, — настаивала Софи, — улавливаете разложение в обществе?

А потом, осознав, по-видимому, присутствие леди Брейсли и, возможно, Кеннета, покраснела.

Цвет лица Софи воспели бы поэты эпохи короля Якова ^[30] — румянец очень нежно приливал к ее коже и светился под ней. Глаза ее сияли в свете свечей, а вокруг волос образовался нимб. Она была свежа, как маргаритка.

— В данный момент, — улыбнулся ей Аллейн, — совсем не улавливаю.

— Отлично! — обрадовалась Софи и повернулась к Гранту. — Тогда мне не нужно чувствовать себя виноватой за то, что хорошо провожу время.

— Вам так это нравится? Да, вижу, что нравится. Но почему вы должны извиняться?

— О… не знаю… пуританская жилка, наверное. Мой дед Джейсон был квакером ^[31].

— Он часто вам является?

— Совсем не так часто, но, думаю, как раз сейчас он здесь притаился. Знаете, «суетность, тщеславие» и проповедь о том, имеет ли человек право покупать столь дорогостоящий вечер, зная, что собой представляет мир.

— В смысле, вам следовало бы потратить эти деньги на добрые дела?

— Да. Или вообще их не тратить. Дедушка Джейсон был еще и банкиром.

— Скажите ему, чтобы уходил. Вы сделали массу добра.

— Я? Как? Невозможно.

— Вы превратили то, что обещало быть отвратительным вечером, в…

Грант осекся, переждал мгновение, а потом наклонился к ней.

— Да, что ж, хорошо, — поспешно проговорила Софи. — Вам не надо было из-за этого переживать. Дурацкий разговор.

— … в нечто почти приемлемое, — закончил Грант.

Аллейн подумал: «Она, без сомнения, вполне способна за себя постоять, но ветреной я бы ее не счел. Наоборот. Надеюсь, Грант не хищник. В ее мире он бог, и внешность у него романтическая, и опустошенный бог к тому же. Просто работа, чтобы заполнить время в Риме. Старше ее лет на двадцать, вероятно. Он снова заставил ее покраснеть».

Сидевший во главе стола майор Свит заказал себе еще порцию коньяка, но никто его примеру не последовал. Бутылки с шампанским в беспорядке стояли в ведерках со льдом, кофейные чашки унесли. Появился Джованни, переговорил с официантом и удалился вместе с ним, предположительно оплатить счет. Метрдотель Марко уверенно надвинулся на них и не в первый раз принялся наклоняться, смеяться и ворковать над леди Брейсли. Она пошарила в золотистом ридикюле и, когда Марко поцеловал ей руку, оставила что-то в его руке. Этот маневр, с некоторыми отклонениями, он повторил с баронессой, вставил веселую похвалу Софи, охватил весь стол всеобъемлющим поклоном и умчался прочь, покачивая бедрами.

— Ну и штучка, — сказал Кеннет, обращаясь к тетке.

— Дорогой, — ответила она, — что ты такое говоришь! Правда, он гадкий, майор? — окликнула она через стол майора Свита, который неотрывно разглядывал Софи поверх бокала с бренди.

— Что? О! Отвратительный, — отозвался майор.

Кеннет пронзительно засмеялся.

— Когда мы едем? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Куда мы отсюда поедем?

— Мы теперь веселые! — воскликнула баронесса. — Теперь мы танцуем, и все шикарно, и ночная жизнь. В «Космо», да?

— В «Космо»! — смеясь, эхом отозвался барон.

Они широко улыбнулись, обводя взглядом сидящих за столом.

— В таком случае, — сказала леди Брейсли, беря сумочку и перчатки, — я голосую за ritirata ^[32].

В мгновение ока подскочил официант, чтобы набросить ей на плечи меха.

— Я тоже, я тоже, — подхватилась баронесса, и вместе с ними ушла и Софи.

Майор допил бренди.

— В «Космо», да? — сказал он. — Повеселимся там на славу, да? Ну, тогда нам, наверное, лучше двинуться в путь…

— Можно не спешить, — усмехнулся Кеннет. — Лучшее тетушкино официальное время в la ritirata — девятнадцать минут, и то когда ей нужно было успеть на самолет.

Барон увлеченно совещался с майором и Грантом насчет чаевых. Их официант стоял у выхода из ресторана. Аллейн подошел к нему.

— Ужин был бесподобный, — сказал он и дал чаевых ровно настолько больше, чтобы подкрепить последовавшую просьбу. — Хочу узнать, могу ли я переговорить с синьором Марко? У меня к нему есть личные рекомендации, которые я хотел бы предъявить. Вот они.

Это была карточка Вальдарно с соответствующей припиской на обороте. Официант быстро глянул на нее, потом на Аллейна и сказал, что посмотрит, у себя ли в кабинете этот великий человек.

— Думаю, что у себя, — весело сказал Аллейн. — Пойдем туда?

Поспешив по внутреннему ресторанному коридору, официант вышел в фойе и через него — в небольшую переднюю, где попросил Аллейна подождать. Негромко постучал в дверь с табличкой «Il direttore» ^[33], пробормотал что-то открывшему ее элегантному молодому человеку и подал карточку. Молодой человек отсутствовал очень непродолжительное время и вернулся, обаятельно улыбаясь и приглашая войти.

Кабинет Марко был невелик, но роскошен. Хозяин его церемонно приблизился к Аллейну со сдержанным радушием.

— Еще раз добрый вечер, мистер… — он посмотрел на карточку. — Мистер Аллейн. Надеюсь, вы хорошо поужинали? — Он прекрасно говорил по-английски. Аллейн решил не показывать своего знания итальянского.

— Восхитительно, — ответил он. — Великолепный вечер. Комиссар полиции Вальдарно рассказал мне о ваших талантах и нисколько не погрешил против истины.

— Я рад.

— По-моему, несколько лет назад вы, помнится, работали в Лондоне, синьор. В «Примавере».

— Ах! Дни моей юности. Я, между прочим, создал тогда тридцать один салат. Пять из них, пожалуй, достойны воспоминания. Могу я вам чем-то помочь, мистер Аллейн? Любой друг комиссара Вальдарно…

Аллейн быстро принял решение.

— Вообще-то можете, — сказал он. — Если будете столь любезны. Мне кажется, следует сказать вам, синьор, что я коллега комиссара и нахожусь в Риме не только ради удовольствия. Разрешите…

Он подал свою рабочую визитную карточку. Марко взял ее своими пальцами с прекрасным маникюром и пять секунд сохранял полную неподвижность.

— Ах да, — промолвил он наконец. — Разумеется. Я должен был бы вспомнить по моей жизни в Лондоне. То cause célèbre ^[34]. Ваша блистательная карьера. А потом… точно… ваш брат… он был послом в Риме, кажется, какое-то время назад?