Книга Путилин и Петербургский Джек-потрошитель, страница 69 – Роман Добрый

— Протяните канаты! Живо, живо!

— Па-а-ди! Берегись! — доносились громкие, жирные окрики чудовищно толстых кучеров.

— Ах, милушки, уж не жених ли?

— И то как будто.

— Чего вы врете, какой это жених…

Шумит, волнуется, жужжит, судачит и злословит толпа.

— Едет! Едет! — прокатилось в ней волной.

Действительно, из роскошной кареты вышел жених, окруженный щегольскими шаферами, под руку с посаженым отцом.

— Ах, молодой, красивый! — заволновалась толпа.

— И такой миллионщик!..

В церкви уже зажжены люстры, паникадило, вся она сверкает морем огня. Блеск свечей переливается радужным светом в бриллиантах нарядных дам и девиц богатого купеческого царства.

Теперь началось ожидание невесты. Любопытство и нетерпение толпы достигли крайнего напряжения.

Прерванное венчание. Невеста с усами. Ее похищение

Почти одновременно к церкви подъехали две кареты, запряженные дивными рысаками.

Из первой кареты вышла невеста, окруженная «подругами», вторая карета отъехала в сторону.

Те, кто ожидал прибытия невесты, чтобы посмотреть, какова она, были жестоко разочарованы: из-за плотного шелкового тюля-газа фаты лица совсем не было видно. К тому же невеста не отнимала от лица кружевного платка.

— Что это она так закрылась?

— Стыдится, может…

— Да чего ей стыдиться-то? Говорят, красавица писаная. Сопутствуемая посаженой матерью, рыхлой купчихой в богатейшем наряде, невеста вошла в храм.

Навстречу ей спешил жених, кудрявый молодой человек, во фраке, с глупой, бараньей физиономией.

— Дорогая, — тихо шепнул он ей.

«Гря-а-ди, гряди, голубица!» — грянул хор приветственный концерт.

На одну секунду невеста остановилась, вздрогнула, словно страшась идти дальше, но потом, очевидно, взяв себя в руки, она — под руку с женихом — направилась к аналою.

— Что это она платок держит у лица? Плачет, что ли?

— А как же не плакать, последний девичий денек, чай.

Сотни глаз, жадных, любопытных, устремлены на пару, которую сейчас будут венчать.

Священник, мягко, ласково улыбаясь, встречает жениха и невесту, устанавливает их у аналоя. Шафера занимают свои места за женихом и невестой. Заливаются тенора, гудит октава.

— Как она волнуется!

— Зато как ликующе весел и победоносен жених!

Венчание началось.

Но не успел еще священник произнести несколько слов, как вдруг церковь огласилась безумно-страшным криком жениха:

— Ай! Господи, что это?

Храм вздрогнул. Все, как один человек, направили свои взоры на венчающихся, и то, что они увидели, заставило и их испустить возгласы, полные не меньшего страха:

— Глядите! Глядите! Что э-это такое?

Невеста стояла, откинув с лица венчальную фату.

— Усы! Мужчина!

Батюшка отшатнулся. Жених окаменел.

На лице невесты красовались весьма изрядные усы!

— Что это… кто это?.. — бормотал жених, бледный, как полотно, с выпученными глазами.

— Что такое? Что случилось?

— Мужчина… усы… невесту подменили…

Пользуясь общей паникой, вернее, общим оцепенением, невеста с усами быстро направилась к выходу.

В «сенях» храма к ней бросилась высокая мужская фигура, закутанная в широкий плащ, и схватила невесту на руки.

— Скорее! Моя! Моя! — прозвучал громкий, ликующий голос.

Все как бараны шарахнулись в сторону. Держа невесту на руках, похититель выбежал на паперть, сбежал по ступенькам и крикнул:

— Семен, давай!

Карета лихо подкатила и, когда в ней скрылся похититель со своей добычей, быстро понеслась и скрылась за углом следующей улицы.

— Держи! Держи! — раздался чей-то испуганный крик.

То, что произошло затем в церкви и перед ней, не поддается описанию.

Когда миг столбняка, овладевшего всеми, прошел, начались сцены, сделавшие бы честь любой трескучей мелодраме.

— Что же это такое? — дрожащим голосом спросил донельзя пораженный священник, обращаясь к жениху, которого уже окружала толпа родственников и знакомых, как его, так и его невесты.

Тот бессмысленно хватался руками за голову.

— Ничего… ничего не понимаю… не знаю.

И бросился вдруг к посаженой матери невесты.

— Как же это так?! Кого вы привезли?!

За ним наступал и его посаженый отец:

— Стыд! Позор! Бесчестие! Кого вы привезли, матушка?

— Как кого? Глашеньку Сметанину, — лепетала обезумевшая от всего происшедшего посаженая мать.

— Это — с усами-то?.. Это у Глашеньки в одну ночь усы выросли?! Да это бунт, заговор.

Купчиха, посаженая мать, сомлела и опрокинулась навзничь. Ее подхватили. Это еще более усилило общую панику.

— К родителям невесты!

— Дать знать полиции!

— Вот так история! Невесту с усами выкрали!

Жених ломал в отчаянии руки и громко плакал. Его утешали шафера, родственники, знакомые.

— Да в чем дело? Как же так могло это произойти? Таких чудес еще не бывало!

— А я почем знаю, я откуда знаю? — захлебывался злосчастный жених с бараньим лицом. — Осрамили, ославили!..

— Да откуда у нее усы выросли?

— Наваждение… Диавольское наваждение и искушение. Может, это и не невеста, а оборотень?

— Так зачем же этого оборотня стали похищать?

— Скандал! Скандал! На какую свадьбу нас пригласили?

— Н-да… можно сказать, красивенькая история!.. — Батюшка уныло смотрел на диакона.

— Тридцать пять лет священствую, а такого чуда не видывал, — сокрушенно бормотал он.

— Что говорить, «душеспасительная» свадьба, отец Александр, как вы соизволили ее назвать, — насмешливо отвечал диакон. На клиросе шло не меньшее волнение:

— Вот так «голубица»! — ужасной октавой гремел бас. — У этой голубицы усы чуть-чуть поменьше моих. А еще регент говорил: и зачем это вы, Колюченко, насосались винищем? А ежели я предчувствовал, может, сие церковное поношение? А? Иван Елпамидонтович, как же вы полагаете: прав был я или нет, взявши подкрепление загодя?

Регент только руками разводил.

— Ну-ну… Пропала мзда за концертное пение…