Онлайн книга «Осень»
|
По всей стране страна раскололась на части. По всей стране страны плыли по течению. По всей стране страна разделилась: тут забор, там стена, тут прочерчена линия, там перечеркнута линия, линия, которую нельзя пересекать здесь, линия, которую лучше не пересекать там, красивая линия здесь, танец в линию там, линия, о которой ты даже не знаешь, проходит здесь, линия, которую ты не можешь себе позволить, там, целая новая линия огня, линия фронта, конец линии/строки, здесь/там. Это было в понедельник, обычным теплым днем в конце сентября 2015 года, в Ницце, на юге Франции. Люди вышли на улицу и уставились на фасад Дворца префектуры, вдоль которого быстро спустился длинный красный флаг со свастикой, закрывший собой балконы. Кто-то взвизгнул. В толпе закричали и стали тыкать пальцами. Но это просто экранизировали мемуары, используя дворец для воссоздания отеля «Эксельсиор», где размещались контора и квартира офицера СС Алоиса Бруннера, после того как итальянцы сдались союзникам, а к власти пришла гестапо. На следующий день «Дейли телеграф» опубликовала извинения местных властей за то, что они не предупредили в должной мере о планах съемочной группы людей, живущих в городе, и сообщила, что замешательство и оскорбление публики вскоре переросли в повальную съемку селфи. В конце новостного сюжета был помещен интернет-опрос: «Вправе ли местные жители возмущаться вывешенным флагом? Да или нет?» Проголосовали почти четыре тысячи человек. Семьдесят процентов ответили: «Нет». Это было в пятницу, обычным теплым днем в конце сентября 1943 года, в Ницце, на юге Франции. Двадцатидвухлетняя Ханна Глюк (чье настоящее имя не значилось в ее документах, где она была названа Адриенной Альбер) сидела на полу в кузове грузовика. Подобрали пока девять человек, сплошь женщины, и ни с одной из них Ханна не была знакома. Она переглянулась с женщиной напротив. Та опустила глаза, потом снова подняла и еще раз переглянулась с Ханной. Потом обе опустили взгляд и уставились в металлическое днище грузовика. Не было никаких сопровождающих машин. Всего пять человек: водитель плюс охранник и один-единственный довольно молодой офицер спереди, да еще двое сзади, оба еще моложе. Кузов был наполовину открыт, а наполовину покрыт брезентом. Люди на улице могли видеть их головы и охранников, когда они проезжали мимо. Ханна услышала, как офицер говорил одному из мужчин сзади, когда она влезала в кузов: «Не волнуйся». Но люди на улице их не замечали или старались не замечать. Они смотрели и отворачивались. Смотрели, но не видели. Улицы были светлые и роскошные. Прекрасный солнечный свет, резко отражаясь от зданий, проникал в кузов грузовика. Когда они остановились в переулке, чтобы подобрать еще двоих, Ханна снова встретилась глазами с женщиной напротив. Та шевельнула головой с едва заметным согласием. Грузовик рывком остановился. Затор. Они выбрали самый идиотский маршрут. Ну и хорошо, обоняние подсказало ей: пятничный рыбный рынок, оживленно. Ханна встала. Один из охранников велел ей сесть. Женщина напротив встала. Все женщины в кузове одна за другой встали по их примеру. Охранник заорал, чтобы они сели. Оба охранника заорали. Один пригрозил ружьем. «Этот город к такому еще не привык», – подумала Ханна. – Прочь с дороги, – сказала женщина, кивнувшая Ханне. – Всех не перебьете. – Куда вы их везете? К борту грузовика подошла женщина и заглянула внутрь. У нее за спиной столпилось несколько женщин с рынка: модницы, девушки – торговки рыбой в косынках и женщины постарше. Тогда офицер вылез из кузова и ударил женщину, спросившую, куда их везут, в лицо. Она упала и ударилась головой о каменную тумбу. Ее элегантная шляпка слетела на землю. Женщины на обочине теснее прижались друг к дружке. Их молчание стало осязаемым. Оно покрыло рынок тенью, завесой облаков. «Это молчание, – подумала Ханна, – напоминает тишину, что охватывает дикую природу и прерывает пение птиц во время солнечного затмения, когда посреди бела дня наступает что-то наподобие ночи». – Простите, дамы, – сказала Ханна. – Я схожу здесь. Остальные женщины в кузове сбились в кучу и пропустили ее, дали ей пройти первой. Это было в другую пятницу на октябрьских каникулах 1995 года. Элизавет было одиннадцать лет. – Сегодня за тобой присмотрит мистер Глюк из соседнего дома, – сказала мама. – Мне снова надо в Лондон. – Зачем Дэниэлу за мной присматривать? – спросила Элизавет. – Тебе одиннадцать лет, – сказала мама. – У тебя нет выбора. И не называй его Дэниэлом. Зови его мистер Глюк. Будь вежливой. – Да что ты знаешь о вежливости? – сказала Элизавет. Мама сурово взглянула на нее и сказала, что она, мол, вся в отца. – Ну и хорошо, – сказала Элизавет. – Мне бы совсем не хотелось пойти в тебя. Элизавет заперла за мамой входную дверь. Заперла и дверь со двора. Задернула шторы в гостиной, села и принялась бросать зажженные спички на диван, проверяя, насколько огнеупорная их новая трехкомнатная квартира. В щель между шторами она увидела, как по тропинке перед домом приближается Дэниэл. Элизавет открыла дверь, хоть прежде и решила, что не будет. – Привет, – сказал он. – Что читаешь? Элизавет показала пустые руки. – Разве не видно, что я ничего читаю? – сказала она. – Всегда читай что-нибудь, – сказал он. – Даже если не читаешь физически. Как иначе познать мир? Считай это постоянной. – Постоянной чем? – переспросила Элизавет. – Постоянным постоянством, – ответил Дэниэл. Они вышли прогуляться по берегу канала. Всякий раз, когда они кого-то встречали, Дэниэл здоровался. Иногда люди здоровались в ответ, временами – нет. – На самом деле неправильно разговаривать с незнакомцами, – сказала Элизавет. – В моем возрасте это нормально, – сказал Дэниэл. – Это неправильно для человека твоего возраста. – Мне надоело быть человеком своего возраста и не иметь выбора, – сказала Элизавет. – Не переживай, – сказал Дэниэл. – Это пройдет – и глазом не успеешь моргнуть. А теперь скажи мне: что ты читаешь? – Последняя книга, которую я прочитала, называлась «Джигитовка Джилл» [6], – сказала Элизавет. – И на какие мысли она тебя натолкнула? – спросил Дэниэл. |