Книга Осень, страница 11 – Али Смит

– Вы хотите спросить, о чем она? – сказала Элизавет.

– Ну, можно и так выразиться, – сказал Дэниэл.

– О девочке, у которой умер отец, – сказала Элизавет.

– Странно, – сказал Дэниэл. – Судя по названию, это что-то о лошадях.

– Конечно, внутри много всего о лошадках, – сказала Элизавет. – На самом деле умершего отца внутри нет. Его там вообще нет. Просто из-за этого они переезжают на другую квартиру, маме приходится работать, а дочка начинает интересоваться лошадками, увлекается джигитовкой, ну и так далее.

– Но твой-то отец жив? – спросил Дэниэл.

– Да, – ответила Элизавет. – Он живет в Лидсе.

– Какое чудесное слово – «джигитовка», – сказал Дэниэл. – Оно произросло из другого языка.

– Слова не произрастают, – сказала Элизавет.

– Произрастают, – сказал Дэниэл.

– Они же не растения, – сказала Элизавет.

– Слова – тоже организмы, – сказал Дэниэл.

– Ореганизмы, – сказала Элизавет.

– Растительные и вербальные, – сказал Дэниэл. – Язык как семена мака. Нужно просто взрыхлить землю, и тогда взойдут спящие в ней слова – ярко-красные, свежие, благоуханные. Потом загрохочут маковки, и высыплются семена. А после этого взойдет еще больше языков.

– Можно задать вам вопрос, который никак не касается меня, моей жизни или жизни моей мамы? – спросила Элизавет.

– Можешь спрашивать меня о чем угодно, – сказал Дэниэл. – Но не обещаю, что отвечу на твой вопрос, если не буду знать достаточно хороший ответ.

– Идет, – сказала Элизавет. – Вы когда-нибудь ходили в гостиницу с человеком, но при этом притворялись перед ребенком, что у вас другие дела?

– А, – сказал Дэниэл. – Прежде чем отвечать, мне нужно знать, подразумевает ли твой вопрос моральное суждение?

– Если не хотите отвечать на вопрос, который я задала, мистер Глюк, так и скажите, – сказала Элизавет.

Дэниэл засмеялся. Потом он перестал смеяться.

– Ну, это зависит от того, о чем ты на самом деле спрашиваешь, – сказал он. – О самом посещении гостиницы? О человеке, который ходит или не ходит в гостиницу? О притворстве? Или о притворстве перед ребенком?

– Да, – сказала Элизавет.

– В таком случае это вопрос ко мне лично, – сказал Дэниэл, – о том, ходил ли я сам с кем-нибудь в гостиницу? Но при этом притворялся, будто не делал того, что делал? Или важно то, был ли человек, перед которым я, возможно, притворялся, а возможно, и нет, ребенком, а не взрослым? Или это более общий вопрос и ты хочешь знать, хорошо ли притворяться перед детьми?

– Все вышеперечисленное, – сказала Элизавет.

– Ты очень умная молодая девушка, – сказал Дэниэл.

– Я планирую поступить в колледж, когда окончу школу, – сказала Элизавет. – Если смогу себе позволить.

– Да ты же не хочешь поступать в колледж, – сказал Дэниэл.

– Хочу, – сказала Элизавет. – Моя мама поступила первой в нашей семье, и я буду следующей.

– Ты хочешь поступить в коллаж, – сказал Дэниэл.

– Я хочу поступить в колледж, – сказала Элизавет, – получить образование и профессию, чтобы найти хорошую работу и хорошо зарабатывать.

– Да, но что ты будешь изучать? – спросил Дэниэл.

– Пока не знаю, – сказала Элизавет.

– Гуманитарные науки? Право? Туризм? Зоологию? Политику? Историю? Искусство? Математику? Философию? Музыку? Языки? Классику? Инженерное дело? Архитектуру? Экономику? Медицину? Психологию? – спросил Дэниэл.

– Все вышеперечисленное, – сказала Элизавет.

– Вот почему тебе нужно поступить в коллаж, – сказал Дэниэл.

– Вы путаете слова, мистер Глюк, – сказала Элизавет. – Коллаж – это когда вырезают картинки вещей или цветные фигурки и наклеивают их на бумагу.

– Не согласен, – сказал Дэниэл. – Коллаж – это учебное заведение, в котором все правила можно подбросить в воздух, а размер, пространство, время, передний и задний планы становятся относительными, и благодаря этим навыкам все твои мнимые знания превращаются во что-то новое и необычное.

– Вы опять уклоняетесь от ответа на вопрос о гостинице? – спросила Элизавет.

– Честно? Да, – сказал Дэниэл. – В какую игру тебе бы хотелось сыграть? Я предлагаю две на выбор. Первая: каждая картинка рассказывает историю. Вторая: каждая история рассказывает картинку.

– Что значит, каждая история рассказывает картинку? – спросила Элизавет.

– Сегодня это означает, что я опишу тебе коллаж, – сказал Дэниэл, – а ты можешь мне рассказать, что ты о нем думаешь.

– Даже не видя его? – спросила Элизавет.

– Видя в воображении, что касается тебя, – сказал он, – и в памяти, что касается меня.

Они сели на скамейку. Парочка ребятишек удила рыбу с камней перед ними. На камнях стояла собака и отряхивала с шерсти воду канала. Мальчишки визжали и смеялись, когда брызги разлетались в воздухе и попадали на них.

– Картинка или история? – сказал Дэниэл. – Выбирай.

– Картинка, – сказала она.

– Хорошо, – сказал Дэниэл. – Закрой глаза. Закрыла?

– Да, – сказала Элизавет.

– Фон насыщенного темно-синего цвета, – сказал Дэниэл. – Темнее неба. Поверх темно-синего фона, посредине картинки, фигура из светлой бумаги, напоминающая круглую полную луну. Поверх луны, больше ее по размерам, черно-белая женщина в купальнике, вырезанная из газеты или модного журнала. А рядом – гигантская человеческая рука, к которой она как бы прислоняется. Гигантская рука держит крошечную младенческую ручонку. Точнее, младенческая ручонка тоже держит большую руку за большой палец. Под всем этим стилизованное изображение женского лица – одного и того же, повторяющегося несколько раз, но всякий раз над переносицей нависает локон настоящих волос другого цвета…

– Как в парикмахерской? Образцы краски? – уточняет Элизавет.

– Ты поняла, – сказал Дэниэл.

Она открыла глаза. Глаза Дэниэла были закрыты. Она снова закрыла глаза.

– А где-то вдалеке, на синеве внизу картинки, рисунок корабля с поднятыми парусами, только маленького – самый маленький предмет во всем коллаже.

– Ладно, – сказала Элизавет.

– Наконец, розовые кружева – то есть натуральный материал, настоящие кружева, приклеенные к картинке в нескольких местах: в верхней части, а затем ближе к середине. Вот и все. Это все, что я могу вспомнить.

Элизавет открыла глаза. Она увидела, как Дэниэл открыл их минуту спустя.

Вечером, сидя дома и засыпая на диване перед телевизором, Элизавет вспомнила, как он открыл глаза, и в памяти всплыл тот момент, когда вдруг зажигаются уличные фонари и кажется, будто тебе подарили подарок или дали шанс, будто тебя выделили и избрали.