Онлайн книга «Вечеринка»
– Ты, Анна, такой не была! – Резинкин понурился. – Анна! Я помню, ты грустной была, молчаливой девчонкой. Но жутко красивой. – Сейчас подурнела? – спросила я весело. – Нет, не подурнела, – сказал он серьезно. – Но что-то в тебе изменилось. Сломалось как будто. – Воды утекло знаешь сколько, а, Толик?! Да больше воды, чем у нас в Енисее! Резинкин под белой пышной скатертью зажал мои ноги своими ногами. Ковбойский каблук больно стукнул по щиколотке. – Послушай! – сказал мне Резинкин. – Ты думаешь, что вот, мол, приехал, богатый, и хочет немного расслабиться. Так? Ну, так ведь ты думаешь? Ну, признавайся! – Совсем я не думала. – Честно, ну, честно! – Да честно, не думала. У него было мальчишеское лицо, похожее на то, которое я знала в школе, и голос был прежний: смешной и мальчишеский. Вообще он был все-таки Толей Резинкиным, и я ему нравилась так же, как раньше. – Поедем отсюда, Анюта! – сказал он. – Куда? – Все потом объясню! Резинкин поспешно схватил меня под руку. Потом вдруг доел свой шашлык одним махом и вытер хрустящей салфеткой губы. Допил из бутылки коньяк и при этом решительно прополоскал им же рот. Он, как полководец, знал каждый свой шаг. – Соскучился я, – повторял он в такси, где пахло духами и высохшей рвотой. – Соскучился я по тебе, хуже некуда! Через двадцать минут мы подъехали к гостинице, которая раньше называлась «Советской», а лет пять назад ее переименовали в «Красноярскую». Осенью прошлого года в банкетном зале этой гостиницы играли свадьбу моей сестры Наташи. Вскоре после свадьбы ее молодой муж утонул в Енисее. Была, правда, версия, что кто-то сильно ему тогда в этом помог. Наташа и мама не стали копаться: боялись. И, думаю, правильно сделали. Идти в «Красноярскую» мне не хотелось, но и объяснять, почему, было поздно. Резинкин ворвался в фойе. За стойкой высокая, с властным лицом, стояла дежурная. Тягуче она сообщила, что номер в гостинице уже не сдается на час или два. На сутки – пожалуйста. Так же, как было при Ельцине и Горбачеве. – Не важно, не важно! – сказал ей Резинкин. – Пусть будет на сутки. Как при Горбачеве! – Я предупредила. – Она застучала ногтями в компьютере. – Бывает, приходит какой-нибудь, даже не скажешь по виду, и тут начинает… «Верните мне деньги, верните мне деньги!» А мы отвечаем: «Вас предупредили? Вы разве глухой?» Она улыбнулась спокойной улыбкой. – Понятно! – сказал ей Резинкин. – Ну, люди! Наконец мы получили ключи, и по длинному, красной ковровой дорожкой покрытому коридору подошли к двери, на которой висел номер 113. Внутри было душно, как в бане. Резинкин толкнул меня прямо в кровать и тут же содрал с меня белые брюки. – Давай хоть немножечко поговорим! – взмолилась я. – Толя! Ну, не по-людски! – Еще даже как по-людски! – дыша шашлыком и коньячным изделием, ответил Резинкин. – Совсем по-людски! Наверное, он был по-своему прав: о чем нам сейчас говорить? И зачем? Я вытянулась под своим старым другом и дернула шнур выключателя. Стало темно и тревожно. В окне летел снег, и тяжелое зеркало казалось серебряным. Резинкин любил меня так горячо, с такою неистовой жадностью, словно последние годы провел на войне и истосковался, воюя, по женщинам. Поэтому наша любовь вскоре кончилась. Он вскрикнул, как раненный в сердце, зажмурился, сжимая мне грудь своей потной рукой. Прошло минут пять или, может быть, больше. – Уютно с тобой, – прошептал вдруг Резинкин. – Намного уютнее, чем с остальными. А можно я, Аня, немножко посплю? Сама виновата: всего разморила… – Спи, спи! – разрешила я, вспомнив, что дома болеет мой Юрочка. – Толя! Ты спи, отдыхай, я пойду потихонечку… – Куда-а-а ты пойдешь? – прорычал он сердито. – Пойдет она, здрасьте! У нас с тобой ночь! Я выскользнула, пошла в душ. Вернулась: Резинкин уже крепко спал. Дежурная с властным лицом говорила по двум телефонам. Увидев меня, она просто спросила: – А что ж вы так быстро? Уже? – Да, уже, – ответила я. – Да чего там возиться? Но он еще спит. – Пусть поспит, – кивнула она. – Оплатил ведь за сутки. Я вышла на улицу. Отяжелевший, осипший от снега и сырости ветер рванул мои волосы и отпустил. – Куда вас подбросить? – Машина, визжа протертыми шинами, остановилась. Я села и четко сказала свой адрес. Шофер был без шапки, смотрел исподлобья. Спросил, можно ли закурить. Я кивнула. Доехали быстро, минут за пятнадцать. Юрочка спал, и мама спала рядом с ним на диване. Она встрепенулась, услышав меня, и приподнялась – в своем старом халате, с торчащим пучком на затылке. – Вернулась? Я чуть было не позвонила в милицию! – Еще и двенадцати нет. – Все равно. Теперь я одна за тебя отвечаю. Когда ты при муже жила… – При каком? Их два было, не забывай. – Да не важно! – Она отмахнулась. – Где Толя Резинкин? – Наверное, дрыхнет в гостинице. – Господи! В гостинице дрыхнет? – А где же еще? На улице холодно. – Я сняла туфли. – Ты циник, – сказала она. – Просто циник. – Я очень устала. – Я громко зевнула. – Ужасно устала. Легла рядом с ней на диване. – Ну, спи, – сказала она. – Только кофту сними. Испортишь. Красивая кофта, помнется. Резинкин позвонил в полдень. Мамы уже не было, я кормила Юрочку гречневой кашей. – Анна, я скотина, – грустно сказал Резинкин. – Я что-то совсем оборзел. Извини. – Да ладно тебе! Не за что извинять, – ответила я. – Я хочу с тобой встретиться. И все объяснить. – Объясняй. Только быстро. – А можно зайти? Хоть на десять минут? – Нельзя. Говорю тебе: Юрочка болен. – Да, помню, – сказал он убито. – Послушай! А я ведь женат. Я расхохоталась. – Ну, что ты смеешься? – А что ты хотел? – Хотел, чтобы ты одну вещь поняла. Мне очень с тобой хорошо. Просто очень. Я стиснула зубы. – Ты нравишься мне, – сказал он угрюмо. – А я? Тоже нравлюсь? – А то! Очень даже. – Не врешь? – Он обрадовался. – Поклянись! – Клянусь: очень нравишься. Что ты, ей-богу! – Тогда у меня предложение, Анна, – и он задышал очень громко и быстро. – Ты только подумай сперва, не отказывай. – Какое? – Приедешь в столицу на майские праздники? Я ахнула. |