Онлайн книга «Превышение полномочий»
– Какую торговку? – Вот, видите – квасная будка, в ней сидит торговка, ее вы опросили? Я не припомню, чтобы ее показания были в деле. – Я точно не опрашивал, может, следователь… Хотя… Вспомнил! Когда мы приехали, будка закрыта была! Точно – закрыта. Кунцевич перешел дорогу и очутился перед дощатым киоском, в глубине которого сидела смазливая бабенка лет двадцати пяти. – Кваску изволите, милостивый государь? – сказала она, оживляясь и поправляя косынку. – А хорош ли у вас квас? – Квас отличный, свежий, хозяин кажный день новый варит. – Ну тогда налейте стаканчик. Барышня проворно сполоснула посуду под рукомойником и, наполнив ее до краев, подала губернскому секретарю, не расплескав ни капли. Тот, не торопясь, выпил: – Да, действительно неплохой квас. И как у вас ловко его наливать получается! Давно торгуете? – Давно, сызмальства. Здесь, правда, тока три дня, раньше я на Охте торговала, вразнос. – С повышением, значит, вас! А прежняя торговка куда делась? – А леший ее знает! Убегла куда-то. Ох уж и ругал ее Карп Поликарпыч, ох уж и костерил! – Карп Поликарпович, это, я так понимаю, благодетель ваш? – Он самый. Семь будок у него! И человек двадцать вразнос ходют. Летом квасом торгуем, зимой – сбитнем. Он хозяин хороший, нас, работников, не обижает. – А где же мне его сыскать? Дом 4 по Бабурину переулку стоял на заваленном мусором и навозом берегу длинного и узкого пруда, наполненного желтой зловонной водой. Кунцевич и Альбицкий прошли в ворота и оказались в грязном немощеном дворе. Сыскной надзиратель быстро нашел дворника, и тот повел их к стоявшему в глубине двора трехэтажному деревянному флигелю. Шли по импровизированному тротуару – чтобы лишний раз не пачкать обувь, жильцы набросали в грязь досок, палок, битого кирпича и камней. Дворник, который этот путь проделывал много раз ежедневно, передвигался так ловко, что его сапоги ни разу не коснулись грязи. Мечислав Николаевич же несколько раз сплоховал, оступился и испачкал свои новые французские штиблеты в чем-то, сильно напоминающем экскременты. Из-за этого чиновник для поручений был очень зол. Квартира торговки помещалась в третьем этаже. Сопровождавший их дворник открыл входную дверь, и сыщики очутились в абсолютно темных сенях. – Здесь поаккуратнее будьте, ваше благородие, – предупредил дворник, но было поздно: Кунцевич всем корпусом ударился о наполненную водой бочку и чуть не упал. – Твою мать! – не сдержался губернский секретарь. Миновали сени и пошли по длинному коридору, в обеих стенах которого были окна – в левой наружные, через давно немытые стекла которых чиновник видел все тот же залитый грязью двор, окна в правой стене освещали жилые помещения. В квартире нестерпимо воняло клозетом. Дворник отворил обитую рваной клеенкой дверь, и сыщики очутились в полутемной кухне, с грязными стенами и закопченным потолком. Посредине кухни стояла небольшая дровяная плита, рядом – некрашеный, явно кустарной работы стол, скамейка, три табуретки. Вдоль стен помещались три кровати, две из которых были завешаны ситцевыми пологами, а одна оставалась открытой. На ней лежал грязный матрац из набитой соломой рогожи и засаленная крошечная подушка, ни простыни, ни одеяла не было. Возле стола сидела худая женщина с серым лицом, качавшая на руках маленького ребенка. – Анна Семеновна, – сказал ей дворник, кивая в сторону сыщиков. – К Авдотье из сыскной. Женщина испуганно посмотрела на незваных гостей: – Из сыскной? Чего ж это она натворила? – Она дома? – спросил Альбицкий. – Дома, пойдемте, я вас отведу. Они прошли через одну, такую же, как и кухня, грязную комнату и очутились в не менее грязной другой. В трех углах этого узкого и короткого помещения стояло по кровати, а в четвертом – сундучок, в полтора аршина длиной, на котором, поджав ноги к самой шее, лежала девочка лет десяти, укрытая большим дырявым платком. Авдотья сидела на колченогом табурете у единственного окна и большим ножом рубила в чугунок капусту. Увидев сыщиков, она отвела от глаз прядь волос и встала. – К тебе, из полиции, – сказала Анна Семеновна и прислонилась к дверному косяку, явно не собираясь никуда уходить. – Позвольте поговорить нам с Авдотьей Степановной тет-а-тет, – попросил ее Кунцевич. – Чего? – Уйди, тебе говорят, – рявкнул Альбицкий. Квартирохозяйка зыркнула на него, но, ничего не сказав, ушла. Сыскной надзиратель притворил дверь и встал на пороге, скрестив руки на груди. – Что с девочкой? – спросил Кунцевич. – Дохтор говорит – скарлатина. Малой неделю назад убрался, и эта, видать, скоро дойдет. Поскорей бы, уж оченно мучается, бедная. Сказав это, баба так тоскливо посмотрела на чиновника для поручений, что тому резануло по сердцу: – Ее в больницу надобно. – Носила я ее в больницу, не взяли, местов, говорят, нет. Дохтор только посмотрел и велел порошки давать. – Так чего ж не даете? – Где я их возьму? Мой ирод опять всю получку пропил, нам хлеба не на что купить, а вы про порошки спрашиваете! – А что же она у вас на сундуке лежит? Вы бы ее на кровать положили! – Хозяин мой не разрешает, заразы боится. Коли узнает, что она на кровати лежала – обеих нас убьет. – А где он? – Знамо где – на фабрике. Кунцевич критически оглядел одну из стоявших у кровати табуреток, подвинул ее к себе и сел. – Вы на проспекте квасом торговали? Баба опустила голову и пробурчала: – Не видала я ничего. – А чего же тогда с места ушли, даже расчета не попросив? Кого боитесь? – Не видала ничего, – упрямо повторила баба. – Авдотья Степановна, мне что, вас в сыскную везти? Ведь за недонесение и на Шпалерную угодить можно! Представляете, что тогда станет с вашей дочкой? Баба затряслась в беззвучном плаче. – Доктор вам рецепт дал? Авдотья подняла голову и непонимающе уставилась на сыщика: – Чего? – Ну написал, какие порошки покупать надо? Женщина закивала и, вытащив из-под подушки мятую осьмушку бумажного листа, подала ее Кунцевичу. Тот достал из кармана сюртука бумажник, вытащил из него зеленую купюру и протянул сыскному надзирателю: – Господин Альбицкий, не в службу, а в дружбу, сходите в аптеку, купите для девочки лекарств. Ну и покушать чего-нибудь, ситного там, колбасы. |