Книга Осень Европы, страница 41 – Дэйв Хатчинсон

– Улавливаю негативные волны, – сказал Руди. Откусил хлеб. Ивари посмотрел на него и потер глаза.

– Во сколько мы легли? – спросил Руди.

Ивари пожал плечами.

– Я не виноват, – сказал Руди. – Это ты достал виски, – он откусил хлеб, запил глотком кофе. – Старик уже встал?

– Встал давным-давно, – пробормотал Ивари. – Отправился на побережье.

– Да ты шутишь.

Ивари покачал головой.

– Старый ублюдок – не человек.

Руди оперся на стол и пожевал свой кусок хлеба.

– Ты знаешь, куда он направился?

– Он взял «Хаммер» и сказал, что хочет посмотреть на залив, вот и все, – ответил Ивари. Руди кивнул. Хотя бы это звучало знакомо. Он отпил еще кофе.

– Есть еще лишние «Хаммеры»?

Ивари обернулся к нему.

– Все выехали, – сказал он. – Но пара квадроциклов на сегодня не расписана. Милости просим.

Руди допил.

– Ну, что ж, – сказал он. – Мог бы и поактивнее поддержать меня, братец.

Ивари похмельно пожал плечами.

* * *

Квадроцикл был, по сути, совершенно неудобной для человека машиной. Или мотоциклом, но без вечного страха потерять равновесие. Руди ездил на них с пятнадцати лет. Он вывел один из гаража информационного центра и помчался по тропам через лес к побережью.

И там, в конце тропы, на мысе, выходящем на Финский залив, словно статуя, стоял его отец.

– Итак, мальчик, – сказал Тоомас на английском.

– Итак, отец, – ответил в том же духе Руди.

Тоомас глубоко вдохнул, затем после паузы выдохнул.

– Чувствуешь? – спросил он. Его английский звучал практически без акцента. – Нет другого такого запаха, как запах балтийского ветра. Каждый раз гарантированно лечит похмелье.

– Значит, ты сюда частенько наведываешься, – сказал Руди.

Тоомас посмотрел на него и улыбнулся.

– Очень хорошо, – сказал он. – Умеешь быть циничным на английском. На чужом языке очень трудно быть циничным, знаешь ли, – он перешел на французский. – А как насчет французского?

– На французском я скорее лаконичный, чем циничный, – ответил на том же языке Руди.

– Ну конечно, ты же у нас повар, – сказал Тоомас. – Как же повар и без французского.

– Ну, я никогда не работал с шефами-французами, но в чем-то ты прав.

Тоомас задал почти нечленораздельный вопрос по-литовски.

– Папенька, – сказал Руди, – ты же знаешь, что по-литовски я не говорю.

Тоомас казался застигнутым врасплох.

– Откуда я должен это знать?

– Потому что я сказал это тебе вчера вечером, когда ты завел разговор по-литовски.

– А. Ясно, – Тоомас перешел на английский. – Но ты хорош. Правда. Мы с тобой – у нас есть талант к языкам. Спорю, ты неплохо говоришь и на немецком.

– В последнее время много практиковался. Кое-кто утверждает, что я говорю как берлинец, но я не уверен.

– Вот видишь? У Ивари этого нет. Я люблю его как сына, но в том, что касается языков, он безнадежен.

– Ивари и есть твой сын, отец. Или все эти годы ты нам что-то недоговаривал?

Тоомас отмахнулся.

– Фигура речи.

– Остается надеяться.

Отец посмотрел на него.

– Зачем ты вернулся?

– По тебе соскучился.

Тоомас раздраженно кивнул.

– Ладно-ладно, ты умеешь цинично выражаться по-английски. Я понял. Зачем ты вернулся?

– Нужно было передохнуть, – сказал Руди, без труда прибегая к легенде. – Я открывал новый ресторан в Берлине, и началась какая-то чехарда. Я начал кричать на поваров, – он пожал плечами. – Самое время взять пару дней отпуска.

– У тебя есть ресторан?

Руди покачал головой.

– У моего работодателя. В Польше.

– Поляк открывает ресторан в Берлине?

– Макс решил, пора отплатить за 1939 год. Но сам он вообще силезец. Практически немец.

Тоомас потер лицо.

– Понимаешь, не могу взять в толк, как тебя занесло туда, ведь и в Эстонии есть нормальные рестораны.

– Ну, ты сам все и объяснил, нет? «Нормальные». Не «великолепные».

– Пригласишь меня на торжественное открытие?

– А ты приедешь?

– В Германию? – Тоомас сделал вид, что сплюнул.

– О чем тогда говорить.

Тоомас посмотрел на Финский залив и снова глубоко вдохнул.

– Думаю, Ивари тебе рассказал.

– Что рассказал, отец?

Тоомас посмотрел на него.

– Только не надо этого «что рассказал, отец». Ты не умеешь врать.

– Это я точно унаследовал не от тебя.

Отец ухмыльнулся.

– Думал, я обижусь, а?

– Думаю, и обиделся. Просто ты умеешь врать лучше меня.

Ухмылка исчезла.

– Мы здесь сражаемся за свое существование.

– Да брось.

– Правда. Все совсем не так, как было, когда мы только приехали. Правительства всегда любили парк, давали нам все, что мы просили. Понимали, что это сердце каждого эстонца.

Руди фыркнул.

– Это очень большая и живописная, но не очень полезная земля, отец.

Тоомас стукнул себя в грудь.

– Сердце! – воскликнул он.

Руди посмотрел на море.

– Но теперь в Таллине обосновалась эта банда разбойников, – продолжал Тоомас. – Они видят только возможность выжать из нас все соки ради собственного блага.

– Ты просто злишься, что они не дают тебе все, что ты попросишь, старик, – сказал Руди. – Я же тебя знаю.

Отец покачал головой.

– Мы получаем культурный грант ООН. Должны получать. Я знаю сумму этого гранта до пенни. Прошло уже два года с тех пор, когда мы его видели. И не потому, что не просили.

Руди бросил на него взгляд.

– Уверен?

– Сделай милость. Я все-таки учился на бухгалтера.

– Ты учился на архитектора.

– А через некоторое время – на бухгалтера. Не смотри на меня так. Я умею читать отчеты. Я запрашивал у Организации сохранения культурного наследия ООН отчеты об их расходах, и мне прислали имейл в тот же день. Я спрашивал наше министерство – и не получил ответа до сих пор. – Тоомас ударил кулаком в ладонь. – Это грант колоссального размера. Национальный позор.