Книга Осень Европы, страница 45 – Дэйв Хатчинсон

Руди повернулся и взглянул на Брэдли.

– Приятной поездки, – сказал он.

Брэдли выпрямился.

– Ты хорош в своем деле, – сказал он. – Ты так не думаешь, это очевидно из наших разговоров. Но ты хорош. Ты мог бы помочь многим людям, которым действительно требуется твоя помощь. У тебя не получится это сделать, если тебе не будут доверять. – Он положил руку на плечо Руди и мягко сжал. – Не ввязывайся в это дело, – и на этом ушел.

Руди налил себе еще водки и выпил. Наконец из кухни появился сам Сергей с полной тарелкой пельменей и направился к столику Руди.

– Твой друг не пришел? – спросил он, поставив тарелку перед Руди.

– Кое-что случилось, – ответил Руди. – Он не смог задержаться.

– Очень жаль.

Руди улыбнулся.

– Да, – он взял нож и вилку и окинул взглядом тарелку пельменей, как обычно, сваренных в мясном бульоне, – сказывалась сибирская родословная Сергея. – Ну что, посмотрим, научился ты их готовить или нет?

* * *

Не совсем трезвый, но и не настолько пьяный, как хотелось бы, Руди успел на последний трамвай в Палмсе. Летом они ходили почти до полуночи, но в несезон последний трамвай отходил в восемь, так что ему пришлось пошевелиться, чтобы успеть на остановку вовремя. Трамвай был абсолютно пуст. Он забрался в последний вагон, махнул телефоном перед ридером, чтобы заплатить за билет, свернулся на одном из сидений и заснул.

Проснулся он, когда его кто-то мягко тряс за плечо и повторял: «Эй, друг».

Несколько мгновений Руди не хотелось открывать глаза – он вдруг испугался, что окажется в хвосте берлинского трамвая той ночью, когда все пошло не так. С другой стороны, думал он, пока его трясла рука и голос повторял «Эй, друг» все настойчивей и настойчивей, когда вообще что-то шло так? У него бывали кое-какие успехи, он сопроводил пару Посылок в не самых тяжелых условиях. Но в памяти оставались провалы. Потсдам. Берлин. Зона. Линия. Он не мог не удивляться, что организация держит у себя работника с такой историей. Централь просто проявлял прагматичность, чтобы не потерять даже самого никчемного своего Курьера, или значительная часть Ситуаций всегда кончалась катастрофой?

Он открыл глаза и увидел склонившегося над ним водителя трамвая.

– Привет, – сказал он. Водитель выпрямился.

– Конечная, сынок, – раздраженно сказал он. – Если хочешь вернуться сегодня в Таллин, придется прогуляться пешком.

Руди выглянул в окно и увидел особняк и другие здания Палмсе с освещенными окнами. Вздохнул.

– Нет, спасибо, я дома, – ответил он.

* * *

Хотя туристическая индустрия здесь всегда была важна, многие десятилетия Палмсе неплохо зарабатывал в качестве конференц-центра. В отель собирались на свои конвенции и компьютерные технари, и промышленные магнаты, и фанаты научной фантастики, и дизайнеры нижнего белья. Со всего Балтийского побережья на уик-энды тимбилдинга и пейнтбола съезжались офисные работники. В детстве Руди нравилось наблюдать за этими группами. Однажды в выходной день в особняке проходила международная конференция поваров, и пятнадцатилетний Руди пробирался на каждую дискуссию, панель и демонстрацию, на какую только мог. Он приставал – на раздражающий манер некоторых подростков – к русскому шефу по имени Сергей, который отличался горячим темпераментом, что делало его только интереснее. Стоило Руди увидеть Сергея, как он плелся за ним или садился рядом в столовой и бомбардировал вопросами. К счастью, Сергей хорошо говорил по-эстонски.

Наконец, потеряв терпение, он сказал:

– Слушай, пацан. Хочешь ответов? А? Приезжай в Таллин, в мой ресторан, и получишь столько ответов, сколько выдержишь, а то и больше. Вот, – он протянул Руди визитку с названием ресторана. – А теперь можешь просто отвалить и оставить меня в покое? Ладно?

В следующий выходной состоялась конференция производителей станков с севера Англии. Руди должен был помогать, но вместо этого сел на автобус до Ракевере, оттуда доехал до Таллина и там, спрашивая дорогу почти у всех встречных, добрался до адреса на визитке на Ратушной площади в Старом городе и толкнул двери «Тройки» в первый раз.

– Да ты что, прикалываешься? – сказал Сергей, когда вышел из кухни по вызову развеселившейся официантки, которой Руди показал визитку.

Руди выпятил подбородок.

– Ты сказал, я найду здесь ответы, – произнес он.

Сергей – тогда у него была зачесанная назад великолепная львиная грива волос – оглядел его с ног до головы.

– Да ты из ума выжил, пацан, – сказал он и отвернулся, чтобы уйти.

– Ты сказал, я найду здесь ответы, – повторил Руди громко, чтобы слышал весь ресторан. – Ты соврал, чтобы просто избавиться от меня?

Сергей остановился, его плечи приподнялись – в ближайшие годы Руди успеет привыкнуть к этому движению.

– Потому что, если здесь ответов нет, – продолжал Руди, – может, я пойду в другой ресторан и поищу их там?

Сергей обернулся и взглянул на него.

– Тебе сколько лет, пацан? – спросил он тихо.

Руди принял тихий тон шефа за спокойствие. Эту ошибку он совершил только раз.

– Восемнадцать.

Сергей наклонил голову набок.

– Шестнадцать, – сказал Руди.

Сергей поджал губы.

– В ноябре, – сказал Руди.

Сергей кивнул. Щелкнул пальцами официантке, которой Руди показал визитку.

– Ты. Запиши его имя и телефонный номер, – он посмотрел на Руди. – Ты. Я позвоню твоим родителям, проверю, разрешат ли они тебе бывать здесь, ладно?

Сердце Руди переполнилось радостью.

– Ладно, – ответил он.

– Ладно. А теперь сгинь, – и Сергей отвернулся и ушел на кухню.

Руди так и не узнал, как прошел разговор Тоомаса и Сергея, хотя годы спустя жалел, что его никто не записал. В воображении он восстанавливал его так: Тоомаса злило, что Руди забросил свои дела, и раздражало, что сын тратит больше времени на всякую ерунду на кухне, чем на работу настоящих мужчин в парке. Сергея раздражало, что к нему как банный лист пристал эстонский подросток. Каждый по своей причине хотел, чтобы все это закончилось. Так что Сергей согласился сломать Руди, а Тоомас ему разрешил.

В первые же выходные Руди пришел спозаранку, счастливый и улыбчивый, и Сергей вручил ему швабру и гонял почти непрерывно сорок часов. Ему поручали каждую грязную кухонную работу, часто сразу несколько. Он прикорнул в чулане и вернулся в Палмсе, мышцы и суставы так сильно ныли, что он едва мог ходить. И, проходя мимо информационного центра, увидел отца и радость на его лице, но на следующие выходные вернулся в «Тройку», чтобы все повторилось. А потом на следующие выходные. И на следующие. И на послеследующие. И однажды он вернулся домой – тело уже не так ныло, потому что работа его закалила, – и увидел, как радостный вид отца поблек, и понял, что победит.