Онлайн книга «Сладкая горечь»
|
Вздохнув, я стала на колени. По мере того моя голова опускалась, менялся сам воздух, сделался затхлым, в нем появился привкус чего-то цитрусового, но главным образом я уловила вонь химикатов. Я заглянула под раковину. Там было темно. – Ничего не вижу. Ник подал мне фонарик. Со слов Зои выходило, что слив состоит из сифона и сливной трубы под названием «колено». А еще где-то там есть водный затвор, который не дает стокам подняться из канализации назад в раковину. Посветив, я увидела ручки, винные пробки, фольгу, клочки бумаги, вилки, монеты. Я повела лучом в поисках места, где сливная труба уходит в пол. Найдя его, я охнула и поскорей выключила фонарик. Ник стоял, облокотившись на стойку. – Что нашла? – Плохи дела, Ник. «Позади» Джейка стало поистине демоническим. При наилучшем раскладе мы сталкивались в начале его смены, около полудня, когда он еще не отошел после вчерашнего, – тогда он был не в духе, ворчлив и избегал встречаться глазами. Тогда я могла делать вид, что его игнорирую. Хуже приходилось, если он успевал накачаться кофеином, если пил мелкими глотками игристое, если аппетит у него просыпался… – Я сзади, – произнес Джейк. Я застыла у сервисного бара, где стирала пыль с бутылок с аперитивами. Метелка из перьев – на «Сюзе», взгляд – на «Лилле». В свете висячих ламп вспыхивают частички пыли. Сначала моей спины коснулось его плечо, потом неспешно и длительно мышцы груди. Его большой палец едва ощутимо тронул мой локоть. Я затаила дыхание в ожидании, когда все закончится. – Я сзади, – произнес он. Я застыла у узкого прохода между высокими стеллажами, где убирала на полки чистые квартовые контейнеры. Передо мной потрескивало пламя открытых конфорок, за спиной – стаккато ножей по пластмассовым разделочным доскам. Опустив руку, я прижала ее к боку и стала ждать. Он положил руку мне чуть ниже бедра или чуть ниже ягодиц, на шов моего нижнего белья. Он подвинул меня и задержал движение, положив вторую ладонь на бедро. Любой другой позволил бы мне пошевелиться. Любой другой подождал бы, когда я отойду. Он же протиснулся. – Прошу прощения, – сказал он. Мне нечем было дать сдачи. – Не души бутылку, милая, – сказала Симона. Она сидела за пустым столом на Антресоли: волосы распущены, в бокале перед ней остатки бургундского – подарок с одного ее стола. Я помогла ей закончить ее «дополнительное» и теперь открывала под ее надзором бутылку. Я ослабила хватку. – Ты поворачиваешь. Держи бутылку так, чтобы наклейка смотрела на меня. – Я не поворачиваю. – На Сицилии считается, что, если держишь бутылку так, чтобы человек не видел наклейку, то насылаешь проклятие. Перестань пялиться на нее, смотри на меня. – Не так уж она повернута. Гораздо лучше, чем раньше. – Плевать мне на «лучше, чем раньше», мне важно, чтобы было как надо. Я схватила еще бутылку. Щелчком выдвинула из нарзанника лезвие и провела им по ободку. – Жду не дождусь, когда у всего будут отворачивающиеся крышки. – Типун тебе на язык. Ты поворачиваешь бутылку. – Но как мне провести ножом по кругу, не поворачивая? Забрав у меня бутылку, Симона продемонстрировала: полоснула ножом по часовой стрелке, потом повернула запястье, чтобы ладонь смотрела вверх, и нож прошел под фольгой, блестящий кружок отвалился. Она взяла еще бутылку «Бургей Каберне Фран». У нас было по бутылке каждого столового вина, чтобы я могла по-настоящему попрактиковаться. – Почему ты столько всего умеешь? – Я давно занимаюсь своим делом. – Нет, все тут давно своим делом занимаются. Ты знаешь, о чем я. – Я считаю, что нельзя делать что-либо, не выкладываясь на все сто процентов. Обслуживания это тоже касается. – Считается же, что это непыльная работенка. – Любая работа «непыльная» для тех, кто не любит пользоваться головой. Я – в незначительном, но величавом меньшинстве, которое считает, что прием пищи – это искусство, как и сама жизнь. Я совершила очередной надрез, и фольга отвалилась идеальным кружком. Я выжидательно посмотрела на Симону. – Еще раз, – только и сказала она. – Но не только в том дело, что сама работа трудная. По утрам я просыпаюсь с мыслью, что мне нужен взрослый. – Это ты и есть. Ты взрослая. – Нет, ты моя взрослая, – сказала я, и она улыбнулась. – С тех пор как сюда переехала, я еще даже одежду не стирала. Честное слово. – Такое случается поначалу. Закинь в прачечную, потом забери. – Раньше я занималась спортом. Бегала. – Такое тоже случается. Пойди в фитнес-клуб. – Я никогда не хожу в банк, чаевые наличными куда-то теряются. – В «Парковке» скорее всего, маленькая. Равновесие! Она указала на бутылку, которую я держала почти горизонтально. Я ее выровняла. – Тебе бы стоило поговорить с Говардом. – Извини? – Можешь записаться на разговор тет-а-тет с Говардом. Для менеджеров они обязательны, но Говард включил в программу и официантов. Можешь обсудить свой прогресс или просто пожаловаться на работу. Задать какие-нибудь глобальные вопросы. – М-м… Я смотрела на нее, пытаясь понять, к чему она клонит. У меня возникло такое чувство, что я стою на краю чего-то или, может, меня припирают… если не к стенке… то к чему-то… Мне вспомнилось, что Уилл говорил про Симону и Говарда, а еще я подумала про хостес-анорексичку Кейтлин. Даже ее лицо стерлось у меня из памяти. Пытаясь вспомнить что-то о ней, я видела перед собой только фамилию в графике смен. – Странно было бы с ним о таком разговаривать. А кроме того, для этого у меня есть ты. – Я серьезно. Он может дать тебе совет во многом, в чем не могу я. – Почему это не можешь быть ты? – Я поставила бутылку. – Я не хочу с ним разговаривать. – Я понимаю, что тебе очень трудно открыться другим людям, но как раз Говард мог бы тебе помочь… – В чем помочь? Навлечь неприятности на друзей? Устроить себе нервный срыв и уехать назад домой? Закончить переводом в другой ресторан? Говард был не так уж плох. Но его равнодушие к Кейтлин, то, как он ее списал, словно вообще стер из жизни, меня расстроило. И еще у меня возникло ощущение, что Симона меня отсылает. – Ну, я же не сплетничать тебя к нему отправляю, – протянула она. Тон у нее стал заметно холоднее. – Он наставлял многих девочек вроде тебя… – Девочек вроде меня? |