Книга Навсегда разделенные, страница 11 – Тейлор Дженкинс Рейд

— Добро пожаловать! — провозгласил Бен.

Это была настолько сюрреалистическая версия начала нашего свидания — полная противоположность того, каким я его себе представляла, — что я развеселилась. Совершенно невозможно было предугадать, что же случится дальше.

Я вошла в дом.

— Недурственная квартирка, — оглядевшись, заметил Бен. — Чем ты занимаешься?

— Эти два предложения вместе означают: «Сколько ты зарабатываешь»? — спросила я. Без стервозинки. Во всяком случае, мне так думалось. Я поддразнивала его, и он ответил мне тем же:

— Мне просто не очень верится в то, что одинокая женщина способна позволить себе такие хоромы.

Я бросила на него деланно возмущенный взгляд, и он ответил мне таким же.

— Я библиотекарь.

— Понял. Значит, дела у тебя идут отлично. Это здорово. Я как раз искал мамочку.

— Мамочку?

— Ой, нет. Не просто мамочку. Как там называют женщину, которая платит за мужчину?

— Богатой «мамочкой»?

Бен очаровательно смутился. До этого момента он казался таким сдержанным и волевым, что его легкое и нескрываемое замешательство подействовало на меня… дурманяще.

— Да, я ее имел в виду. А не ту, у которой куча детей.

— Не думаю, что кто-то специально ищет таких.

— Верно. Просто иногда так получается. Но парни точно ищут богатых «мамочек», так что берегись.

— Я буду держать ухо востро.

— Ну что, идем? — спросил он.

— Конечно. Только дай мне захватить…

— Ключи.

— Я хотела сказать «кошелек»! Но да! И ключи тоже. Представляешь, если бы я опять их забыла?

Я подхватила ключи со стойки, но Бен мягко забрал их у меня из руки:

— Я сам буду заведовать ими.

— Если считаешь, что так будет лучше, — согласилась я.

ИЮНЬ

Вновь и вновь просыпаясь в этом жутком, отвратительном мире, я каждый раз крепко смыкаю веки, вспоминая, кто я и где я. К полудню я все-таки поднимаюсь с постели. Не потому что готова встретить день, а потому, что не в силах больше встречать ночь.

Я бреду в гостиную, где на диване сидит Анна.

— Доброе утро. — Она берет мою руку в свою. — Что я могу для тебя сделать?

— Ты ничего не можешь сделать, — говорю я ей правду, глядя прямо в глаза. — Ничего, что бы ты ни сделала, не облегчит мою боль.

— Я знаю это. Но могу же я что-нибудь сделать, просто чтобы… — Ее глаза блестят от слез.

Я отрицательно качаю головой. Не знаю, что сказать. Я не хочу, чтобы мою боль облегчали. Для меня существует только сейчас, и я не могу представить, что будет потом. Не могу представить, что будет вечером. Я даже не знаю, как переживу следующие несколько минут, не говоря уже о следующих нескольких днях. И, тем не менее, никто и ничто не сможет мне сейчас помочь. Что бы Анна ни делала, как бы усердно ни отдраивала мой дом, как бы ни была со мной нежна, что бы ни делала я сама — приняла бы душ, пробежалась по улице нагишом, выпила все запасы спиртного в доме — Бена мне не вернет. Его не будет рядом. Его больше никогда не будет рядом со мной. Боже, может, я и не смогу пережить этот день. Если Анна не останется приглядывать за мной, я не знаю, что с собой сделаю.

Я сажусь возле подруги.

— Ты можешь остаться здесь. Мне не станет от этого легче, но я не доверяю себе. Просто останься со мной. — Мне так страшно, что я даже не в состоянии заплакать. Лицо и тело одеревенело.

— Не волнуйся. Я здесь. Я с тобой и никуда не уйду. — Анна притягивает меня к себе, обняв рукой за плечи. — Может, поешь? — спрашивает она.

— Я не голодна. — И, наверное, никогда уже не буду. Что это за чувство такое — голод? Не помню.

— Я знаю, что ты не голодна, но тебе нужно поесть, — настаивает подруга. — Подумай, чего бы тебе хотелось? Всё, что угодно. Неважно, вредно это или дорого. Всё, что угодно.

Обычно на подобный вопрос я бы, не задумываясь, ответила: Биг-Мак. Раньше я бы никогда не отказалась от Биг-Мака, огромной порции картошки фри и внушительной горсти конфет с арахисовым маслом. Мои вкусовые рецепторы ничуть не привлекали деликатесы. Я не жаждала ни суши, ни шардоне. Слюнки у меня текли от картошки фри и кока-колы. Но не сейчас. Сейчас съесть Биг-Мак для меня было всё равно что съесть степлер.

— Я ничего не хочу. Ни куска не смогу в себя впихнуть.

— Тогда, может быть, поешь супа?

— Нет.

— Но ты должна сегодня поесть. Пообещай мне, что обязательно поешь позже.

— Обещаю, — отвечаю я, зная, что ничего есть не буду. Я лгу, не имея ни малейшего желания сдержать данное обещание. Какой прок в обещаниях? Как можно ожидать от других, что они сдержат слово, когда мир вокруг настолько изменчив, бессмыслен и ненадежен?

— Тебе нужно сегодня сходить в похоронное бюро, — говорит Анна. — Хочешь, я им позвоню?

Я киваю. Это всё, на что я способна. Поэтому только это я и делаю.

Анна звонит по своему мобильному в похоронное бюро. Оказалось, что я должна была позвонить им еще вчера. Я слышу, как администратор недовольна тем, что мы «опаздываем». Подруга ничего мне не передает, но, судя по ее тону, ее неприятно отчитывают. Пусть они выскажут свое недовольство мне. Пусть только попробуют. Я с радостью наору на эту наживающуюся на чужой трагедии свору.

Анна отвозит меня в бюро и припарковывает машину на уличной стоянке. Под зданием есть гараж, но за каждую четверть часа там берут по два с половиной доллара. Совсем озверели. Я отказываюсь пользоваться услугами жадных придурков. И это, кстати, не имеет никакого отношения к моему горю. Ненавижу тех, кто взвинчивает цены. На знаке написано, что стоянка бесплатна для тех, у кого на парковочном талоне будет стоять печать из «Похоронного бюро Райта и его сыновей». Представляю себе эту картинку: «Да, мы бы хотели, чтобы вы подготовили его к прощанию. Кстати, не поставите сюда печать?». Ужас.

Я смотрю на себя в боковое зеркало. Мои веки опухли, глаза покраснели, щеки покрыты розовыми пятнами, влажные ресницы слиплись. Подруга протягивает мне свои большие солнцезащитные очки. Надев их, я выхожу из машины. Бросив напоследок еще один взгляд в зеркало, я ощущаю себя — одетую в деловой костюм, с крупными солнцезащитными очками на глазах — Жаклин Кеннеди. Может быть, каждой женщине хочется где-то и в чем-то быть Первой леди Америки, но только не той, что хоронит своего мужа.

У парковочного автомата Анна обшаривает свои карманы, но не находит ни одного четвертака.

— Черт. Совсем мелочи нет. Ты иди, а я тут разберусь, — говорит она, направляясь к машине.

— Подожди. У меня есть мелочь. — Я открываю свой кошелек, достаю монетки и кидаю их в автомат. — К тому же, боюсь, без тебя я не справлюсь. — Я снова плачу, и из-под очков, стекая по щекам, капают слезы.