
Онлайн книга «Собиратели ракушек»
Оливия поднялась с дивана, поправила примятую подушку и осмотрелась, чтобы удостовериться, что в квартире все безупречно. Освещение приглушенное, напитки выставлены, тут же лед в ведерке, стереосистема играет тихую, едва слышную музыку. Оливия повернулась к зеркалу над камином, тронула волосы, поправила воротник кремовой атласной блузы от Шанель. В ушах у нее были жемчужные серьги, и вечерний макияж тоже был мягкого жемчужного тона, нежный и очень женственный, совсем не похожий на ее яркий дневной грим. Слышно было, как открылась и закрылась калитка. Шаги. Звонок у входной двери. Оливия неторопливо пошла открывать. — Добрый вечер. Он стоял у порога под дождем. Красивый, мужественный мужчина лет под пятьдесят, держащий в руке, как и можно было предвидеть, букет красных роз на длинных стеблях. — Здравствуйте. — Входите. Жуткая погода. Но вы все-таки добрались. — Ясное дело. Без проблем. — Он вошел, она закрыла за ним дверь, и он протянул ей розы: — Небольшое приношение. Он улыбнулся. Она и забыла, какая у него обаятельная улыбка и ровные, очень белые, американские зубы. — Чудесные! — Она приняла у него букет и машинально наклонилась, чтобы понюхать, но розы были парниковые, без запаха. — Вы очень любезны. Снимайте пальто и наливайте себе чего-нибудь выпить, а я пойду поставлю их в воду. Она вышла с букетом в кухню, достала вазу, наполнила ее водой и сунула туда розы прямо как были, не тратя времени на аранжировку. Они сразу же сами живописно раскинулись в вазе. С цветами в руке Оливия возвратилась в гостиную и торжественно поставила вазу на видное место — на бюро. Красные розы на фоне белой стены зарделись, словно капли крови. — Это вы замечательно придумали, — обернувшись к гостю, сказала она. — Вы тут выпили чего-нибудь? — Да. Стаканчик виски. Я никаких правил не нарушил? — Он поставил стакан. — А вам что налить? — То же. С водой и со льдом. Она забралась с ногами на диван и, непринужденно устроившись в уголке, стала смотреть, как он управляется с бутылками и стаканами. Он подал ей виски, а сам уселся в кресло по ту сторону камина. И приветственно поднял свой стакан. — За здоровье, — сказала Оливия. Выпили. Разговорились. Беседа лилась легко и непринужденно. Он выразил восхищение ее домом, заинтересовался висящими на стене картинами, спросил, где она работает и давно ли знает Риджвеев, у которых они два дня назад познакомились. А затем в ответ на ее тактичные вопросы стал рассказывать о себе. Его бизнес — ковры, в Англию он приехал на международную конференцию по текстилю. Остановился в «Рице». Сам из Нью-Йорка, но переехал на работу в Джорджию, город Долтон. — Это, должно быть, серьезные перемены в жизни. Нью-Йорк, и вдруг Джорджия. — Да, конечно. — Он повертел в ладонях стакан. — Но переезд пришелся на удобный момент: незадолго перед тем мы расстались с женой, и перемены в быту прошли довольно безболезненно. — Мне очень жаль. — Не о чем жалеть. Обычное дело. — А дети у вас есть? — Двое. Подростки. Мальчик и девочка. — Удается с ними видеться? — А как же. Они проводят у меня летние каникулы. Детям на юге хорошо. Можно в любое время года играть в теннис, ездить верхом, купаться. Мы вступили в местный клуб, и они завели много знакомств среди сверстников. — Да, это здорово. Оба замолчали. Оливия тактично ждала, чтобы он, если захочет, мог достать бумажник и показать фотографии. Но, к счастью, Хэнк никаких фотографий показывать не стал. Оливии он все больше и больше нравился. Она сказала: — У вас стакан пустой. Налить еще? Разговор продолжался. Они перешли к более серьезным темам: к американской политике, экономическому равновесию между Англией и Америкой. Его взгляды оказались либеральными и прагматическими; он, правда, голосовал, по его собственным словам, за республиканцев, однако чувствовалось, что проблемы третьего мира его глубоко заботят. Оливия между тем покосилась на часы и с удивлением увидела, что уже девять. — По-моему, пора поесть, — сказала она. Он встал, взял стаканы, из которых они пили, и пошел следом за ней — в ее маленькую столовую. Оливия включила слабый свет, и стал виден изысканно накрытый стол, лучащийся хрусталем и серебром, с корзинкой ранних лилий посредине. Несмотря на полумрак, Хэнк сразу обратил внимание на синюю стену, всю увешанную фотографиями в рамочках, и очень оживился. — Смотрите-ка! До чего здорово придумано. — Семейные фотографии, как правило, некуда девать. Я долго думала и решила вопрос радикально: заклеила ими стену. Она прошла за стойку кухоньки, чтобы взять паштет и черный хлеб, а он стоял к ней спиной и разглядывал снимки, точно любитель живописи в картинной галерее. — Кто эта красотка? — Моя сестра Нэнси. — Она очаровательна. — Да. Была. Но теперь очень сдала, что называется, расползлась, постарела. А девушкой и вправду была очаровательна. Тут она снята незадолго до свадьбы. — Где она живет? — В Глостершире. У нее двое несносных детей и зануда-муж. А предел счастья для нее — это тащить по скаковому полю пару ньюфаундлендов на поводках и орать приветствия всем знакомым на трибунах. — Хэнк обернулся, на лице у него было написано глубочайшее недоумение. Оливия рассмеялась. — Вы, конечно, не понимаете, о чем я говорю? — Только самый общий смысл. — Он вернулся к разглядыванию снимков. — А кто эта красивая дама? — Это мама. — А портрет отца у вас тут есть? — Нет. Отца нет в живых. А это мой брат Ноэль. Красавец-мужчина с голубыми глазами. — Действительно хорош собой. Он женат? — Нет. Ему уже почти тридцать, а он все еще холост. — У него, конечно, есть девушка? — Такой, чтобы жила с ним вместе, нет. И никогда не было. Он всю жизнь боится потерять свободу. Знаете, из тех, кто не может принять приглашение на вечеринку из страха, что поступит другое, более престижное. Хэнк беззвучно рассмеялся. — Вы беспощадны к своим родным. — Знаю. Но какой смысл цепляться за сентиментальные иллюзии, особенно в моем возрасте? Она вышла из-за стойки и расставила на столе паштет, масло и черный хлеб с поджаристой корочкой. Потом взяла спички и зажгла свечи. — А кто это? — На которую вы смотрите? — Вот. Мужчина с девочкой. — А, это. — Оливия подошла и встала с ним рядом. — Этого мужчину зовут Космо Гамильтон. Рядом его дочь Антония. |