Онлайн книга «Бессердечная»
Кэт сморщила нос. Глаза открылись сами собой. Она увидела мрак и какие-то тени. Голова была как свинцом налита, мысли путались. – Привет, – заговорила одна тень, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся придворным шутом. Он отнял от ее лица розу с нежными лепестками. – Все хорошо? – Никогда, – прокаркал Ворон, сидевший на краю жестяного ведра. – Не груби, – строго одернул его шут. – Я просто уточнил, за что тут упрекать – а глупые вопросы не стоит задавать. Все хорошо не может быть, это невозможно. На то, что что-то хорошо, надейся осторожно. – Все правильно, – сказал шут. – Ты мне грубишь. Ворон недовольно издал что-то вроде курлыканья. Расправив широкие крылья, он взлетел и уселся на верхнюю ветку большого розового куста. Шут снова повернулся к Кэтрин. Еще раньше он снял трехрогий колпак, и его взлохмаченные черные волосы торчали во все стороны. От света фонаря у него в глазах, густо обведенных черным, прыгали золотистые искорки. Шут улыбался ей, и это была дружеская, приветливая улыбка, от которой все его лицо осветилось, а в уголках глаз появились веселые морщинки. Сердце пыталось выскочить у Кэт из груди. Во время представления ее заворожила магия, повеселили озорные шутки, но тогда она не заметила, что шут еще и очень хорош собой. – Я рад, что роза помогла, – обратился он к ней, вертя в пальцах цветок. – Что-то мне подсказывает, что наша встреча приняла бы другой характер, прибегни мы к обливанию водой. Глядя на тени, пробегающие по лицу шута, Кэт молча моргала, не находя в себе сил даже на ответную улыбку. Дело было не в свете фонаря. Глаза шута в самом деле оказались золотыми. Цвета подсолнухов и лютиков, цвета спелых лимонов, растущих на согнутых под их тяжестью ветках. Она широко раскрыла глаза. – Вы! – Я, – согласился шут. Он наклонил голову набок и снова нахмурился. – Позволю себе спросить со всей серьезностью, леди, с вами… – Заминка. – в основном все скорее неплохо? Она снова почувствовала какое-то стеснение в груди, как во сне – в том сне, когда она понимала, что что-то ей принадлежит и надо это поймать, если только она хочет вернуть это себе. – Миледи? – Отложив розу, шут коснулся ее лба тыльной стороной ладони. – Вы слышите меня? О, да у вас жар. Мир снова завертелся вокруг нее, но теперь это было очень приятное вращение, из-за которого останавливалось время. – Похоже, вы больны, нужно вызвать Рыбу-хирурга… – Нет, не надо. У меня все прекрасно. – Слова получались тягучие и норовили склеиться друг с другом, а пальцы дрожали, но ей все же удалось схватить шута за руку, которую тот не успел отдернуть. Он замер в нерешительности. – Вот только я не чувствую ног, – помолчав, призналась Кэт. Шут скривил угол рта. – Не все хорошо, стало быть. Только не говорите Ворону, что он оказался прав, а то эта птица до утра не успокоится. Он посмотрел вниз. – Я почти уверен, что ноги все еще при вас, хоть они и скрыты под ужасающим количеством ткани. Если хотите, я пощупаю, там ли они. Он говорил совершенно серьезно и искренне, с невинным выражением лица. Кэтрин рассмеялась. – Очень великодушное предложение, но я сейчас исследую этот вопрос сама, благодарю вас. Не поможете ли мне сесть? Она продолжала сжимать его пальцы, и шут другой рукой помог ей сесть, придерживая за плечи. Кэт заметила колпак, лежащий рядом на траве, и еще кучу какого-то хлама, валяющегося вокруг. Стеклянные шарики, заводная обезьянка, носовые платки, пустая чернильница, пуговицы разного цвета и размера, двухколесный велосипед, серебряная флейта… Топнув разок-другой, Кэт убедилась, что ноги и в самом деле при ней. Пальцы начало покалывать. – У вас ледяные руки. – Шут взял ее руки в свои и стал растирать ей пальцы, двигаясь от костяшек к основанию большого пальца и к запястью. – Надо восстановить ток крови, и вам сразу станет лучше. Кэт рассматривала шута, его спутанные волнистые волосы, нос. Он сидел на траве, скрестив ноги и склонившись над ее рукой. Его прикосновения были какими-то невероятно близкими, даже тесными по сравнению с привычными ей мимолетными и благопристойными касаниями рук во время вальса или кадрили. – Вы доктор? – спросила она. Подняв голову, он снова улыбнулся обезоруживающей улыбкой. – Я шут, миледи, а это даже лучше. – Почему же шут лучше доктора? – Разве вы не слышали, что смех – лучшее лекарство? Она помотала головой. – Если так, почему бы вам не повеселить меня какой-нибудь шуткой? – Как угодно миледи. Что есть у шута и кота, чего нет у ворона и короля? – И что же это? – Буква Т. Кэтрин и сама не ожидала, что так рассмеется, да еще и хрюкнет самым неподобающим для леди образом – из-за этого над ней частенько подтрунивала Мэри-Энн. В смущении она вырвала руку у шута и прикрыла нос. Обрадованный шут просиял. – Быть не может! Настоящая, живая леди, которая так смеется! Я был уверен, что это выдумка, нечто вроде мифологических существ. Умоляю, сделайте так еще раз! – Ни за что! – пискнула она, покраснев до ушей. – Перестаньте. Шутка вообще-то была совсем не смешная, просто я сейчас немного не в форме. Шут сделал серьезное лицо, но глаза все равно смеялись. – У меня и в мыслях не было вас обидеть. Для человека моего ремесла такой смех дороже золота. Теперь я буду из кожи лезть, лишь бы услышать этот звук еще хоть разок. А лучше каждый день. Нет – дважды в день, и еще хоть бы раз перед завтраком. Королевский шут должен ставить перед собой высокие цели. Кэтрин ничего не понимала. Дважды в день? И один раз перед завтраком? На щеках у нее снова выступил румянец. Заметив это, шут со смиренным видом выпустил ее руку. – Вы же… ведь это вы и есть, правда? Кэт смотрела на него и в его глазах видела лимонное дерево, за одну ночь выросшее у нее в спальне, успевшее оплести ветвями балдахин и дать спелые, сочные плоды. – Я и есть? – Будущая Червонная Королева? Ее щекочущее веселье улетучилось с одним болезненным вздохом. – Простите? – О, вам не за что просить прощения! – В его глазах мелькнуло сомнение, он нахмурился. – Возможно, извиниться следует мне? Я не хотел опережать события. Просто Король намеревался сегодня на балу просить руки своей избранницы, и… глядя на ваше платье, я предположил… Кэтрин опустила глаза. Юбка окружала ее ярко-красным удушливым кошмаром. |