Книга Тихий человек, страница 58 – Джеймс Кэрол

– То есть мы возвращаемся в точку пересечения их жизней, когда Гифорда позвали сделать фотографии сотрудников компании Собека.

Уинтер кивнул.

– Такого рода фотосессии устраивают прямо на рабочем месте – обычно в конференц-зале или в каком-то кабинете. Сотрудники входят по одному, их фотографируют, они выходят. На каждого человека – не более тридцати секунд. На тот момент Собек был влиятельным человеком. Время для него – деньги. Он бы захотел, чтобы все было сделано максимально быстро. Если обычно на человека уходит тридцать секунд, он бы потребовал уложиться в двадцать.

– А раз время – деньги, сам бы он не стал участвовать в организации съемки, а поручил бы это одному из сотрудников. Значит, единственная возможность Гифорду увидеть его – непосредственно во время его собственной съемки.

– А значит, вопрос стоит так: что именно увидел Гифорд за эти двадцать секунд? Каким было его первое впечатление? – Уинтер посмотрел на Андертон. – А какое было ваше первое впечатление от Собека?

– Я подумала, что он – убийца. А у вас?

– Я подумал, что он психопат.

Уинтер хотел сказать что-то еще, но передумал. Он закрыл рот и вернулся к своей последней мысли.

– Может, это и есть ответ? Общего у них то, что они оба психопаты. Каким-то образом Гифорд это почувствовал. Вся разница в том, что Собек функционирует на более высоком уровне. Он богат, успешен, у него собственный бизнес. Можно даже сказать, он оказался принятым в обществе. Он добился больших успехов в искусстве социализации.

– А Гифорд разве нет?

– Нет, – сказал Уинтер, качая головой. – Гифорд остался за бортом. Посмотрите, как он зарабатывает деньги. Фотографией. Всю жизнь он наблюдает за чужими жизнями со стороны.

– И что? Его цель – получить признание? – скептически покачала головой Андертон. Всем своим видом она демонстрировала, насколько неубедительны для нее доводы Уинтера. – Как по мне, в этих заключениях слишком много популярной психологии.

– Не все так просто. Психопатам не нужно общественное одобрение, как большинству людей. Для них оно ничего не значит.

Уинтер замолчал. Перед его глазами было парное фото Дэвида Хэмонда и Гифорда, на котором они оба держались руками за голову. Складывалось ощущение, что для них наступил конец света.

– Гифорда отличает прагматизм. Он питается бутербродами с ветчиной и дошираком, потому что это просто и быстро и ему не надо тратить время на мысли о еде. И одинаковые хлопковые штаны с рубашками он носит по той же причине.

– И убивает он, потому что хочет вызвать определенную реакцию, – продолжила Андертон.

– Все должно соответствовать критерию практичности, – согласился Уинтер. – Социализации это тоже касается. Если он найдет возможность плыть по течению, то не упустит шанса облегчить себе жизнь.

– Все это прекрасно, но почему он так подсел на негативные эмоции?

– Потому что психопаты лишены эмпатии. У большинства людей есть богатый выбор эмоций. У психопатов – нет. Если Гифорду нужно быть частью общества, то ему придется научиться иметь и негативные, и позитивные эмоции.

– Но с негативными эмоциями проблема в том, что их гораздо сложнее подделать. Улыбнуться – достаточно легко, а вот заплакать – намного труднее.

– Именно так.

Андертон снова пошла вдоль стены, рассматривая фотографии, и остановилась перед парным снимком плачущих Хэмонда и Гифорда.

– Как ему удается плакать по заказу? – спросила она. – Вряд ли ему помогают мысли о любимой собаке, которая умерла в его детстве. Для слез нужна эмпатия, а, как мы знаем, у Гифорда она отсутствует.

– Можно попытаться не моргать до тех пор, пока глаза сами не начнут увлажняться. А если это не сработает, можно резать лук. Можно нож всадить себе в ногу. Это довольно эффективно.

– Надеюсь, вы шутите? – только и смогла вымолвить Андертон, про себя задаваясь вопросом, не ослышалась ли она и с какой планеты прилетел Уинтер.

– В каждой шутке есть только доля шутки. Не забывайте, он исходит исключительно из прагматических соображений.

– Что еще мы можем вытащить из первого убийства?

Уинтер задумался.

– Вы нахмурились, – заметила Андертон. – Почему?

– Думаю про Собека, как он сидел вчера весь день один-одинешенек на кладбище в Маунтин-Вью. Еще думаю, что похороны Изабеллы были похожи на цирк. Убийство такого уровня должно было привлечь внимание СМИ в большом количестве.

– Да, кроме как цирком, другим словом те похороны не назвать.

– Значит, человек, который бродит в толпе с камерой и притворяется штатным фотографом, вряд ли бы вызвал чей-то интерес.

– Думаете, Гифорд был на похоронах Изабеллы?

– Я бы не стал исключать этот вариант. Меня с самого начала беспокоит отсутствие динамики в этой цепи убийств. Теперь мы понимаем, что это из-за того, что мы фокусировались на жертвах. А если обратить внимание на мужей, то динамика видна. Прежде чем попытаться залезть в компьютер Собека, Гифорд ждал три месяца. Больше похоже на то, что эта мысль пришла к нему гораздо позже, она не была частью его плана. Он убил Изабеллу, и на определенный период ему хватило этих эмоций. Но бесконечно долго на них не протянешь. Поэтому он начинает искать возможность удовлетворить потребность на новом уровне, и тут ему приходит в голову взломать камеру Собека.

Уинтер замолчал, и Андертон кивнула, приглашая его продолжать.

– Серийные убийцы начинают с мелочей и постепенно наращивают масштаб. И эскалация всегда имеет место в таких случаях, потому что им никогда не бывает достаточно того, что есть. Серийники начинают с убийства и издевательства над мелкими животными, потом переходят на кошек и собак, и только потом – на людей. Та же схема работает и с насильниками. Прежде чем переключиться на женщин, они пробуют что-то менее серьезное – воруют белье, показывают свое тело, практикуют вуайеризм или что-то подобное.

– А как было у Гифорда? Думаете, он начал с убийства соседских питомцев?

– Думаю, это не тот случай. Гифордом движет любопытство, а не садизм, поэтому он должен был начать с чего-то, что удовлетворяет такого рода желания.

– Например?

– Возможно, он начал с посещения похорон и наблюдения за родственниками. Никто ведь не обратит внимание на человека в черном костюме, пришедшего на похороны. Все подумают, что он знал умершего. А он занимает место в зрительном зале и наблюдает за горем, как оно есть. Потом он часами может думать о том, что увидел, проигрывать эмоции, словно просматривая фильм в своей голове.

– Но настанет день, когда этого уже недостаточно, – продолжила Андертон. – И он захочет иметь что-то, на что можно смотреть постоянно.

– Правильно, – кивнул Уинтер. – Черным костюмом никого не удивишь, но если при этом он будет фотографировать, это уже вызовет подозрения. И вдруг однажды он попадает на резонансные похороны. Это мог быть кто-то, кто стал жертвой убийцы или просто известный человек. Он видит много камер, на которые никто не обращает внимания. И они его наводят на мысль. Он начинает думать, может ли он сам устраивать нечто подобное.