Книга Дьяволы судного дня, страница 10 – Грэхем Мастертон

— Что бы там ни находилось, внутри танка, оно вывернуло меня наизнанку И заставило корчиться. Пришлось выпить полбутылки виски и съесть упаковку парацетамола, чтобы справиться с этим.

— Вы ходили туда один?

— Я ходил с Мадлен Пассерель. Дочерью Огюста Пассереля.

Отец Антуан мрачно проговорил:

— Да. Я знаю, что танк давно приносит неприятности семье Пассерель.

— К сожалению, Мадлен сама не слышала голоса. Она осталась в машине, потому, что было холодно. Но она слышала запись и видела мою болезнь. Они позволили мне переночевать на своей ферме.

Отец Антуан указал на магнитофон:

— Вы собираетесь познакомить меня с этим?

— Если хотите.

Отец Антуан кивнул с мягким, но мрачным выражением на лице.

— Уже много лет никто не приходил ко мне за помощью и разъяснениями, как вы. В свое время я был экзорцистом, нечто вроде специалиста по демонам и падшим ангелам. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам. Если то, что вы слышали, является голосом настоящего демона, налицо большая опасность, потому что он силен и свиреп. Но давайте, однако, послушаем.

Он посмотрел в сторону холодного камина. На улице вновь шел снег, но отец Антуан, очевидно, верил, что сидеть в холоде более возвышенно, нежели в тепле и при свете огня.

Что касается меня, то я предпочитаю прежде погреть ноги у камина, а уже потом размышлять о духах и дьяволах.

Отец Антуан начал:

— Я твердо помню еще с тех времен, когда я был экзорцистом, что следует сразу классифицировать демона, с которым столкнулись. От некоторых демонов очень легко избавиться. Достаточно просто сказать: «Именем Отца, и Сына, и Святого Духа, изыди!» — и они убираются обратно в ад. Но с некоторыми справиться гораздо труднее. Например, с Адрамелехом, о котором рассказывается в книге «Псевдо монархия демонизма», или с Белиалом. Существует еще Билзебаб, правая рука Сатаны, его почти невозможно изгнать. Я никогда не встречался с ним и надеюсь, что и дальше не встречусь. Но я читал очень интересный рассказ о том, как он вселился в одного человека, это было еще в XVII веке, и потребовалось семь недель непрерывных экзорцистских действ, чтобы отправить его обратно в небытие.

— Отец Антуан, — мягко перебил я его, — все это было давно. Мы же встретились здесь с каким— то современным, новым злом.

Священник мрачно улыбнулся:

— Зло не бывает новым, мсье. Оно просто меняет лицо.

— Но что произойдет, если здесь появится древний демон?

— Ну, — ответил священник, — давайте сначала послушаем кассету. Тогда мы. возможно, выясним, кем или чем может быть этот голос. Возможно, Билзебаб, он же Вельзевул самолично, может быть, кто— нибудь ему под стать.

Я вставил кассету, нажал кнопку «пуск» и положил магнитофон на стол. Послышался шипящий звук, потом металлический стук (это я положил магнитофон на башню танка), затем в полнейшей тишине раздался далекий лай собаки. Отец Антуан подался вперед и приложил ладонь к уху.

— Ваш способ подтвердить то, что вы слышали, очень необычен. Раньше мне приносили дагерротипы и фотографии проявлений зла, но магнитофонную запись — никогда.

Кассета потрескивала и шипела, затем ужасный, шипучий голос произнес:

— Ты можешь помочь мне, ты знаешь.

Отец Антуан замер и уставился на меня. Голос продолжал:

— А ты как будто хороший человек. Хороший и правдивый. Ты можешь открыть эту тюрьму. Ты вытащишь меня, я хочу присоединиться к моим собратьям. Ты правдивый.

Отец Антуан пытался что— то произнести, но я приложил палец к губам, призывая его к молчанию.

Голос шептал:

— Ты можешь помочь мне, ты знаешь. Ты и этот священник. Посмотри на него! Разве у этого священника есть что скрывать? Разве может этот человек скрывать что— то под своей церковной одеждой?

Я с удивлении уставился на магнитофон:

— Этого не говорилось! Он не мог этого сказать!

Отец Антуан побледнел. Он спросил дрожащим голосом:

— Что это значит? Что он говорит?

— Ах, отец, отец, — шептала кассета. — Конечно, ты вспомнишь лето двадцать восьмого года. Очень далекое лето, отец, но очень памятное. День, когда ты на реке посадил юную Матильду в свою лодку. Конечно, ты помнишь это.

Отец Антуан быстро вскочил на ноги, как игрушка с пружинкой внутри. Его ноздри в бешенстве раздувались. Он уставился на магнитофон с таким выражением, как будто перед ним был сам дьявол. Его грудь с шумом вздымалась и опускалась, говорил он с трудом.

— Это был невинный день! — Он задыхался. — Невинный! Как ты смеешь! Как ты смеешь предполагать, что было что— либо еще! Ты! Демон! Cochon! Vos mains sont sales аvес le sang des innocents! [4]

Я встал и сжал плечо отца Антуана. Он попытался оттолкнуть меня, но я сжал его сильнее и сказал:

— Отец это только розыгрыш. Ради Бога.

Отец Антуан взглянул на меня влажными глазами:

— Розыгрыш? Я не понимаю.

— Думаю, так и есть. Это всего лишь магнитофон. Он сыграл с нами эту шутку.

Он нервно взглянул на магнитофон, тот все еще был включен.

— Это не может быть шуткой, — быстро возразил он. Как магнитофон мог мне отвечать? Это невозможно.

— Но вы же сами слышали, — сказал я. — Значит, может быть.

Я был испуган и растерян так же, как и он, но не хотел этого показывать. Я мгновенно все понял, во все поверил и осознал, что начал впутываться в нечто странное и неконтролируемое. Это сродни ощущению человека, стоящего на пороге зеркального зала и борющегося с искушением войти и выяснить, что же это за фигуры молчат там, в темноте.

Я нажал на кнопку «стоп». В комнате воцарилась тишина.

— Садитесь, отец Антуан, — попросил я. — Сейчас я перемотаю кассету, и мы убедимся, что это только шутка.

Старый священник проговорил:

— Это работа Сатаны. Я не сомневаюсь. Это работа самого дьявола.

Я деликатно усадил его обратно в кресло и открыл табакерку. Он сидел бледный и неподвижный все время, пока я перематывал кассету. Я нажал кнопку «пуск».

Мы молча ждали. Вновь услышали треск и шипение кассеты, металлический стук и лай собаки. Затем раздался голос, но на этот раз он звучал еще тверже и злее. Он звучал как голос чудовищного, странного создания, наслаждающегося болью.

— Ты можешь помочь мне, ты знаешь, — повторял он. Ты как будто хороший человек. Хороший и верный. Ты можешь открыть эту тюрьму. Ты освободишь меня, чтобы я присоединился к моим собратьям. Ты как будто хороший человек, верный.