
Онлайн книга «Кофе на утреннем небе»
![]() – Надо же с чего-то начинать. – Ага, посадил дерево, построил дом, вырастил сына. Это всё не про меня. – Хочешь освещать светскую жизнь? – заняли столик у окна. Я смотрел в окно, Алиса на меня, официант на нас. Он принёс меню. – Да, не так уж и многого я хочу, но как терниста туда дорога, – достала из сумочки журнал Алиса и показала мне статью об открытии Венецианского фестиваля. – Не печалься, у тебя всегда есть я, – стал я сравнивать развороты журнала и меню. И в том и в другом итальянская кухня: в одном кино, в другом вкусы. – Знаешь, как меня зовёт главред? Алисёнок. Противный усатый дядька. Напихают в имя уменьшительно-ласкательных суффиксов, всё равно что на чашку кофе пять ложек сахара, приторно, знали бы, какая я на самом деле, – Алиса пересела мне на колени, – ещё эта диссертация, в которой ещё никто не валялся. – Как тебе удаётся всё успевать? – Я не трачу время на всяких мудаков, – провела Алиса рукой по моей шее. – Ты про главреда? Ладно, я что-нибудь придумаю. Но сначала надо перекусить. * * * Осень уходила, оставляя жёлтые следы на мокром асфальте, по которому она прошла босиком. Октябрь был тем кленовым демисезонным пальто, в котором уже было прохладно. Деревья словно поднятые наспех с утра с торчащими вихрами своих причёсок на лысеющих головах больше были похожи на цветастые пугала, они пугали птиц. Те сбивались в стаи и поспешно покидали места рождения. Месторождения их не держали. Для них более важным было ощутить радость и высоту полёта, которые в нашем климате можно было набрать только весной. Пернатые слились, ушли в точку, за бугор, на юга. Мне тоже хотелось туда, где всё ещё можно было бы ходить в трусах и майке, как в тёплой квартире, в которой круглой год отопление. Я потрогал батарею. Та была горячей. Горячие батареи – первый признак зимы. Паранойя цивилизованному человеку вскакивать ни свет ни заря, бежать на охоту, выполнять долг, который ему навязало общество, нестись на работу, о которой в детстве он даже не знал, не говоря о мечтах. Я пережил этот момент и теперь мог себе позволить явиться к себе на службу в любое время или вовсе остаться дома. Я служил сам себе и ещё немного людям, которые читали. Мне всегда было приятно видеть свои книги в руках других людей. В моих руках уже полчаса был руль. Я ехал на работу. Когда я зашёл в кабинет, то обнаружил в своём кресле Катю, которая одним ловким движением уволила меня на несколько минут с поста главного редактора. Она сидела закинув одну ногу на другую и скрестив руки на своей прикрытой блузкой груди. Пиджак был расстёгнут. Она тут же поднялась и начала поправлять причёску. – Ну что это, Катя? – Хотелось побыть немного в роли директора. – Я не об этом. Что за закрытая поза, руки скрещены, это же ваши крылья. – Раньше вы говорили, что мои крылья – это мои ноги, стоит ими только взмахнуть. – Не важно, руки, ноги, они должны быть свободны. – Вы хотите сказать: «Свободна!» – Я намекаю, что они не свободны. Она любила меня, а я не знал, что с этим делать. Не знал, куда от этого деться. Как это использовать в мирных целях. Этот ядерный потенциал, этот ядерный реактор. Я заказывал себе чай или кофе. Кофе у неё получался отменный, потому что она варила его с любовью, с любовью ко мне. Хотя и безответной. Мне надоело делать вид, что я этого не замечаю: «– Катя, ты любишь меня? – Нет, с чего вы взяли, Максим Соломонович? – Я ещё не взял. Не гони лошадей. – Так возьмите», – прокручивал я возможный диалог в голове. Любовь с десяти до шести вечера. На уровне её приглашений и моих отказов, её девичьего тепла и моей профессиональной холодности. Служебные романы я считал самыми низкосортными из всех существующих. В общем, я её не любил… ещё не любил… ни разу. – Катя, место, – рявкнул грозно я. Она села обратно. – Какая яркая помада! Хочешь кому-то понравиться? – Нет, стереть поцелуи бывших, – пришла она в себя. – Я вот бумаги принесла. – Что там? – Бумага. – Хорошо, оставь, я посмотрю. Жду с нетерпением кофе. Когда сквозняк унёс последние ароматы Франции, я сел в ещё тёплое кресло. В этот момент сработала сигнализация, будто я сел в чужое, звонил мой телефон. – Да, Тим, привет, как ты? – Потихоньку. Как сам? – ответил мне фа-диезом из трубки знакомый голос старого друга Владимира, который был главным редактором одного популярного глянцевого журнала. И не дождавшись ответа, добавил: – Я тебе рукопись романа отправил, помнишь, я говорил про одну молодую писательницу? – Помню. Хорошо, почитаю. – Можно не читать, сразу в печать. – Хорошо, напечатаю. А сколько тебе надо её напечатать? – Две тысячи для начала. Кину в свою сеть. – Надеюсь, женщина того стоит. – Она стоит дороже. – А твоя? – Моя вообще не продаётся, уже, – добавил, приставив себя к Алисе, как тот самый уменьшительно-ласкательный суффикс. Что-то было в ней трогательное, как в красивых детях, которых хотелось всем потискать, чтобы услышать их сладкий заразительный смех. – Когда ждать? – улыбался он в трубку. – Пару недель на корректуру, пару на печать, думаю, через месяц. – Хорошо. Как твоя дача? Достроил? – В процессе. Я приглашу тебя первым. «Какого чёрта я строю эти хоромы? Для кого? Для себя? Нужна мне природа такой ценой. По сути, мне же, кроме куска озера с клёвом и спиннинга с блесной, больше ничего не нужно. Для детей? Далась им эта природа». – Вместо кошки? – Не, кошка есть. – Ну, да. Как она, кстати? Как тёща? – Не сыпь мне соль на сыпь, – вспомнил я бесконечные разговоры о грядках и о болячках. – Всё на месте. Кстати, у тебя есть какие-нибудь вакансии журналиста? – Нет, конечно. – А журналистки? – Для кошки? – Ага. – Твоя? – Работаю над этим. – Хорошо, пусть пришлёт мне что-нибудь из своих материалов: репортажи, интервью, рецензии. Всё, что у неё есть. Если есть. – Этого добра у неё полно, – вспомнил я её статьи из студенческой газеты. Были среди них очень даже ничего. – А чем конкретно она хотела бы заниматься? – Да, чем угодно. Кино, например. – Кино… Я тоже давно не был в кино. – Хочешь, чтобы я тебя пригласил? – рассмеялся я в трубку так громко, что испугал Катю, тень которой некоторое время стояла за дверью и не решалась войти. Так и не зашла. |