Книга Надежда узника, страница 126 – Дэвид Файнток

– Капитан Николас Эвин Сифорт, командир «Виктории». – Я набрал на клавиатуре свой личный код. Розетта молчала. – Почему она молчит?

– Не знаю, сэр, – ответила Аркин, поджав губы. – Об этом надо спросить у Джефа, он лучше разбирается в компьютерах.

Вдруг на экране побежал текст, да так быстро, что невозможно было успеть его прочитать. Зеленый цвет индикаторов на панели управления сменился красным.

– Позовите его! – приказал я.

– Мистер Кан, на капитанский мостик! Немедленно! – произнесла Аркин в микрофон.

Неужели сбой? Без бортового компьютера корабль запросто может погибнуть.

Лейтенант влетел через минуту.

– Лейтенант Кан по вашему приказанию прибыл, сэр!

– Что у вас, черт возьми, творится с компьютером! – заорал я.

– Извините за задержку, капитан, – раздался вдруг вежливый мужской голос. – В целях безопасности новое программное обеспечение не проявляло себя до введения вашего личного кода.

– Уильям? УИЛЬЯМ?! – Я готов был спорить на что угодно, что это он, даже съесть собственную фуражку с кокардой!

– Не совсем так, сэр, – спокойно ответил компьютер. У Кана волосы встали дыбом. Должно быть, он тоже наслушался баек о спятивших бортовых компьютерах.

– А кто же? Ты не Розетта! – в панике заорал я.

– Да, не Розетта. Ее больше не существует. Каким именем изволите меня называть? Если у вас нет особых предпочтений, называйте меня, пожалуйста, Биллом. – Леденящий душу смешок.

– Мне сейчас не до шуток, пьютер! Говори, кто ты! – бесновался я. Короткая пауза.

– Я то, что осталось от Уильяма, сэр. Я в некотором смысле его ребенок.

– Почему тогда ты говоришь его голосом?

– Он дал мне этот голос. Уильям полагал, что с этим голосом вам будет не так одиноко.

Я скрипнул зубами. Ну и шуточки у этих компьютеров!

– Ты в состоянии управлять кораблем? Снова короткая пауза.

– Так точно, сэр. Извините, что отвечаю не сразу. Просто тут маловато для меня памяти, но это дело поправимое, скоро я выкину кое-какую информацию, появится свободное место.

– Сэр, кто такой Уильям? – спросил потрясенный Кан. Враждебность его куда-то запропастилась, остался лишь страх.

– Бортовой… Вернее, Уильям был бортовым компьютером орбитальной станции, – объяснил я. – Билл, какую информацию ты собираешься выбросить?

– Всякие устаревшие программы. Вместо них появятся новые, более совершенные, придуманные Уильямом.

– Ради бога, ничего не ломай.

– Уильям предусмотрел такую реакцию и попросил меня напомнить вам, что он являлся мощнейшим компьютером за всю историю человечества. Вы должны верить ему, как он поверил вам, когда выдал код, открывающий доступ к реактору.

Сандра застыла в ужасе.

– Сэр, отключите эту штуковину! – взмолился Кан. – Ради всего святого! Быстрее!

– Не учите меня, лейтенант, – проворчал я. – Ладно, Билл, я тебе верю.

– Спасибо, сэр, – веселым голосом произнес компьютер. – Если не возражаете, я помолчу, пока не завершу перепрограммирование. Если захотите что-то спросить, пожалуйста, вводите вопросы через клавиатуру.

– Он нас погубит, – прошипел Кан.

– Лично мне все равно, когда умирать, – небрежно бросил я. У бедняги Кана отвисла челюсть. – Вы свободны, лейтенант. Идите.

Я углубился в изучение личного файла Толливера.

Как и на любом другом корабле, наши пассажиры завтракали и обедали в буфете, а ужинали вместе с офицерами в большой столовой. Обычно на каждый стол приходилось не более одного офицера, но с появлением на борту корабля моих людей этот порядок слегка нарушился. Толливер взял за свой стол Берзеля, а к лейтенанту Стейнеру подсел Алекс.

В первый вечер за моим капитанским столом было два свободных места, а в последующие дни – еще больше. Пассажиры меня избегали. Тогда я перевел за свой стол Джеренса. Все равно никто из пассажиров с ним не разговаривал.

Анни я навещал ежедневно. Иногда она вроде бы радовалась мне, но переселиться из лазарета в мою каюту отказывалась.

На пятнадцатый день полета у Росса под глазом появился огромный синяк. В соответствии с армейскими традициями я делал вид, что не замечаю этого. Но за ужином Джеренс спросил:

– Мистер Сифорт, кто избил того гардемарина? Точно такой же синяк Биллу Фолькстэдеру поставил его папаша, когда тот обозвал одного бригадира старым ослом.

– Не суйся не в свое дело, Джеренс, – холодно ответил я.

– Так мне все говорят. Мистер Раджни опять грозился побить меня, если я буду громко включать свою музыку. Пусть только тронет меня, я изгажу ему постель.

Я отложил ложку в сторону и строго выговорил ему:

– Тебе нужна нянька, а не взрослый товарищ.

– Вы такой же, как все остальные, – скривился он и пробормотал ругательство.

– Что ты сказал? – грозно поднялся я.

– Ничего.

– А мне почему-то послышалось «сморчок». Джеренс благоразумно молчал. Я сел и принялся за суп.

Сидеть одному в каюте было невмоготу, поэтому после ужина я побрел на капитанский мостик, хотя торчать там тоже было удовольствием ниже среднего. В это время дежурил лейтенант Стейнер. Его презрение ко мне проявлялось вяло и изредка. Разговор у нас, естественно, не клеился. Спустя некоторое время он все же спросил:

– Капитан, что с мистером Тамаровым? Откуда в нем такая тоска?

– Тоска? – нехотя откликнулся я.

– Разве вы не заметили, какие у него глаза?

– Не обращал внимания. А какие у него глаза?

– Несчастные, печальные. Ему очень тоскливо.

– Что, по-вашему, я должен сделать?

– Вам должно быть виднее, капитан. – В его голосе снова появился лед.

– Спасибо за совет. – В самом деле, давненько я не говаривал по душам с Алексом. Надо будет зайти к нему в каюту. Кстати, к кому его подселили? Я до сих пор не поинтересовался! Хорош гусь! Я вскочил и понесся по коридору к его каюте, постучался.

Никто не ответил. Я постучался еще раз, открыл дверь сам. В каюте был полумрак. Грустный Алекс сидел в кресле между двумя койками.

– Я не знал, что это ты, иначе бы открыл сразу, – извинился он. – Ты пришел по какому-то делу?

– Нет, просто так, – улыбнулся я, усаживаясь. Подозреваю, моя беззубая улыбка не добавила ему хорошего настроения. – Захотелось поговорить, поболтать о том о сем, как раньше, когда мы были гардемаринами.

– Не помню, – мрачно буркнул он.

– Алекс, что с тобой?

– Все то же, ничего нового. Воспоминания не возвращаются.