Онлайн книга «Дыхание снега и пепла. Книга 2. Голос будущего»
|
Не найдя ответа на этот вопрос, я засунула его на дальнюю полку и вернулась к миссис Фергусон, которая все еще держала перед собой карты. – Хорошо, только не на деньги. – Ну что ты! Боже упаси! Но что-нибудь все-таки надо поставить, а то неинтересно. Давай играть на фасоль? Она отложила карты, достала из-под подушки маленький мешочек и высыпала из него горстку белой фасоли. – Здорово, – отозвалась я. – А когда закончим, посадим их, подождем, пока вырастет гигантский стебель, пробьет крышу, и тогда мы убежим. Миссис Фергусон расхохоталась, и мне стало немного легче. – Твои бы слова да богу в уши! Я сдаю первая, ладно? * * * Брэг оказался разновидностью покера, и, хотя я достаточно прожила с карточным шулером, чтобы распознать его за версту, миссис Фергусон играла вроде бы честно – во всяком случае пока. До прихода миссис Толливер я успела выиграть сорок шесть фасолин. Дверь открылась без церемоний, и вошла надзирательница, держа перед собой трехногую табуретку и кусок хлеба. Последний служил одновременно моим ужином и предлогом для посещения, поскольку она сунула его мне с громким комментарием: – Вот, миссис Фрэзер, заморите червячка до завтра! – Спасибо, – тихо ответила я. Хлеб оказался свежим; вместо масла его наспех мазнули свиным жиром. Я жадно откусила кусок, достаточно оправившись от шока, чтобы почувствовать зверский голод. Миссис Толливер глянула через плечо – горизонт чист, – тихо закрыла дверь, поставила табуретку и достала из кармана широкую бутылку из синего стекла, наполненную какой-то прозрачной жидкостью. Вытащив пробку, она щедро глотнула, конвульсивно двигая узкой длинной шеей. Миссис Фергусон молча наблюдала за процессом с видом беспристрастного аналитика, словно сравнивала поведение миссис Толливер с предыдущими случаями. Наконец та опустила бутылку и какое-то время стояла неподвижно, затем передала мне и рухнула на стул, тяжело дыша. Я по возможности незаметно вытерла горлышко рукавом и сделала символический глоток. Это и впрямь был джин, густо приправленный ягодами можжевельника, чтобы скрыть дрянное качество, но довольно крепкий. В свою очередь, миссис Фергусон тоже отпила приличный глоток, и так мы передавали бутыль по кругу, обмениваясь любезностями. Утолив первую жажду, миссис Толливер существенно оттаяла и сделалась чуть ли не дружелюбной. Тем не менее я дождалась, пока бутылка почти опустеет, и лишь тогда задала самый волнующий вопрос: – Миссис Толливер, те люди, что привезли меня… Вы, случайно, не слышали, они не упоминали моего мужа? Надзирательница поднесла кулак к губам, подавляя отрыжку. – Мужа? – Насчет того, где он, – пояснила я. Она поморгала, тупо уставившись в пространство стеклянными глазами. – Я не слышала… Разве что Толли знает… Миссис Фергусон протянула ей бутылку – мы сидели рядом на кровати, больше негде было, – чуть не свалившись в процессе. – А может, спросишь у него? – намекнула она. Миссис Толливер неловко поежилась. – Ой, нет… Он со мной такое не обсуждает. Не мое дело. Я обменялась взглядом с миссис Фергусон. Та едва заметно покачала головой – лучше не настаивать. Делать нечего… Я собрала остатки терпения и попыталась прикинуть, сколько бутылок джина я смогу себе позволить и какой от них будет прок. * * * В ту ночь я лежала неподвижно, вдыхая сырой спертый воздух с миазмами плесени и мочи. От Сэди Фергусон, лежащей рядом, исходил слабый запах застарелого пота, перебиваемый мощной струей джина. Я попыталась закрыть глаза, но каждый раз накатывали волны клаустрофобии: оштукатуренные стены придвигались все ближе и ближе… Я судорожно вцепилась в грубую ткань матраса, еле сдерживаясь, чтобы не броситься на запертую дверь. Так и вижу себя со стороны, молотящую кулаками, срывающую ногти в кровь о твердое дерево, и никто не слышит моих криков, никто не придет… А что, такое вполне возможно. Вечером миссис Фергусон просветила меня на тему непопулярности шерифа Толливера. Если на него нападет и вытащит из дома разъяренная толпа – или, к примеру, он сам сбежит, – вряд ли они с женой вспомнят про заключенных. Тогда найдут нас – и убьют в припадке ярости. Или не найдут, а возьмут и подожгут дом. Кладовая построена из кирпича, а вот прилегающая кухня – из бревен; несмотря на сырость, дом вспыхнет как факел, останется лишь одна чертова кирпичная стена… Я старательно сделала глубокий вдох, невзирая на запахи, выдохнула и решительно закрыла глаза. «Довольно для каждого дня своей заботы» [54] – любимое выражение Фрэнка и, в общем-то, вполне разумное. Смотря каким выдался день, возразила я мысленно. Правда? Вопрос прозвучал настолько явственно, что я даже уловила – или вообразила? – сдержанную иронию, присущую Фрэнку. Ну вот, пожалуйста, приходится вести философские споры с призраком! А я думала, хуже уже не будет… Зато мое внимание сошло с заезженной колеи тревоги. Я почувствовала некое приглашение – или искушение? Желание поговорить с ним, спрятаться в разговор, пусть даже односторонний… и воображаемый. Нет, я не стану тебя использовать. Нехорошо, что я вспоминаю о тебе лишь тогда, когда нужно отвлечься. А просто так не вспоминаешь? Вопрос всплыл в темноте закрытых век. Я словно воочию видела его лицо, поднятую бровь, легкую улыбку. Странно: я так давно не думала о нем, что уже должна была забыть, как он выглядит, – однако не забыла. Наверное, это и есть ответ на твой вопрос. Спокойной ночи, Фрэнк. Я повернулась на бок, лицом к двери, вновь закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на процессах, происходящих в теле, – это частенько помогало, приносило утешение. Прислушиваться к журчанию крови в сосудах, к глубинному бурлению органов, мирно функционирующих без малейшего управления с моей стороны – все равно что сидеть в саду и слушать жужжание пчел в ульях… Так, стоп! Сердце подпрыгнуло от воспоминаний, словно от укуса пчелы… Я сосредоточилась на своем сердце: физический орган, толстые мягкие полости, тонкие клапаны… И болезненные пустоты. Джейми… Зияющая дыра, холодная и гулкая, словно трещина в леднике. Бри. Джемми. Роджер. И Мальва – крошечная, незаживающая язва… Прежде мне удавалось игнорировать шуршание и тяжкие вздохи соседки, а вот руку, скользнувшую вдоль шеи к моей груди, не заметить было трудно. Я медленно выдохнула. Совершенно без всяких усилий моя грудь легла в ее ладонь, сложенную горстью; большой палец нежно провел по спине вдоль позвоночника. |