Онлайн книга «О бедной сиротке замолвите слово»
|
Я наклонилась и собрала листы. – Любопытно? – Любопытно, – вернув бумаги на место, я одернула короткую майку. – Тебе, как вижу, тоже? Ага… а теперь разглядывает нарочито пристально, с этаким характерным вниманием. Ему, что ли, чего хорошего пожелать? Чувствую, с этим у меня проще, чем с чудесного рода исцелениями… И парень, похоже, что-то такое почувствовал, если вдруг отвернулся и сказал: – Я, пожалуй, пойду… – Иди, – разрешила я, усаживаясь в кресло. А что? Я тут в гостях, а там, помнится, просят чувствовать себя как дома… и нечего на голые колени пялиться, сама знаю, что ноги у меня хороши. Домой я возвращалась в смятенном состоянии духа. Вроде бы мы с Малкольмом и не поссорились, но… он молчал. Молчала и я. Привет. Пока. Потом увидимся всенепременно. Удачи, и вообще… Не оставляло ощущение неправильности происходящего, но что с ним делать, я не имела понятия. А потому не делала ничего. Собраться. Добежать до клиники. И уже там, в тишине, наступившей после утреннего обхода, хорошенько подумать над случившимся. Во-первых, брюнет не выглядел удивленным. То есть не мною, но самим фактом нападения… и стало быть, случалось раньше? Или это я фантазирую? Во-вторых, поездку мы не планировали. Я о ней никому не говорила, а Малкольм… он мог бы, хотя, полагаю, разговаривает он только со своими. И что получается? Ничего хорошего… Или… Нас могли заметить в городе. Мы пару часов прогуливались по центру. И кто бы ни приготовил сюрприз, он успел бы доставить его в парк. И тогда понятно, почему ждали нас на обратном пути. Насколько я помню, возвращаясь к машине, мы так или иначе парк пересекли бы… В-третьих, Офелия… первая горячая любовь и первое же разочарование, причем не только Малкольма. Спорю, брюнетику эта особа тоже серпом по яйцам прошлась. И Айзек… и такое возвращение… святая ее уверенность, что они с Айзеком всенепременно поженятся. Было в этой уверенности что-то донельзя противоестественное. Зачаровать сирену? А та, в свою очередь… Я поковырялась в ухе и, поняв, что в ближайшее время озарение мне не грозит, принялась за работу. Заполнить больничные карты. Сделать выписки. Разложить лекарства. Разнести по палатам. Выслушать жалобы, когда на здоровье, когда на погоду, а когда и просто так… на госпиталь, жизнь и звезды, вставшие раком, иначе отчего эта жизнь столь глубоко погана? Философский вопрос, сама бы хотела ответ получить. Бабуля объявилась ближе к ночи. Мое дежурство в принципе заканчивалось в полдень, но как раз доставили женщину с обширным ожогом, и мастер Варнелия предложила остаться. Лечение ожогов – дело сложное, кропотливое, и я согласилась. Потом был парень с топором, застрявшим в голени… и да, понимаю, что такое настоящее невезение. Ребенок, собакой укушенный, причем, вероятно, бешеной… правда, ничего такого я не разглядела, хотя искренне пыталась. И мастер сказала, что ребенку несказанно повезло, но все равно записала на курс вакцинации… К вечеру все посторонние мысли вымело напрочь. Помнится, я добрела до ординаторской, где и рухнула на диванчик. И сидела, глядя в стену… Последнюю четверку – идиотов, решивших, что если артефакт старый, то и разряженный, – только перевезли в постоперационную. Мастер отработала троих, а последний… шансы у него были невелики. Я знала, что могу помочь. Я хотела. Я… Не сумела. Дар, который якобы был во мне, вдруг замер, застыл, словно треклятый камень под сердцем. Ни сдвинуть, ни… я звала, умоляла, требовала. Я представляла, как сила уходит из меня к этому бедолаге, у которого половина головы превратилась в месиво, и… Пустота. – Бывает, – сказала мастер, отпуская остановившееся сердце. – Мы не всемогущи. Да? А недавно мне говорили обратное. Лгали, выходит? Я закрыла лицо руками и сидела, сидела… я так хотела, чтобы этот человек жил, чтобы… А вместо этого просто наблюдала, как он умирает… Проклятье! – Я же говорила, девочка, что не стоит переоценивать свои силы, – этот голос заставил очнуться. Бабуля. Откуда взялась? Пришла, очевидно. И вряд ли для того, чтобы заключить нелюбимую внучку в теплые объятия. – Уходите, – я была не в настроении для вежливых бесед. – Деточка, тебя не учили, что говорить в подобном тоне по меньшей мере неприемлемо? – она щелкнула пальцами, и в комнате стало тихо. Надо же, а я прежде и не замечала этих звуков: рокот воды в трубах, чьи-то шаги за стеной, голоса, когда громкие, а когда на грани слышимости. Ругань и смех. Дребезжание тележки, на которой развозили ужин. Песня заунывная… В этой тишине же было слышно собственное мое дыхание, частое, поверхностное. – Возьми, – бабуля протянула платок. – Спасибо, обойдусь, – я вытерла глаза рукавом. А что, мы дикие, манерам не обученные, такими и останемся… а вот брать платок у человека, который определенно знает, что отрава бывает разною… Нет, воздержусь. – Ты меня боишься. – Опасаюсь, – не стала спорить я. А ведь красива. Этакой элегантной красотой, для которой время – лишь приправа. Подумаешь, слегка заострились черты лица или поплыла линия подбородка. А пара морщин, право слово, такая мелочь… Темные волосы. Темные глаза. Темно-зеленый шерстяной костюм. Из украшений – тоненькая цепочка… – Что вам от меня надо? – я чувствовала себя… жалкой? Да, отчасти. А еще чужой. Я пыталась найти в себе хоть какие-то родственные чувства, любовь ли, ненависть, а вместо этого… пустота. Вот умерший парень – это было важно. А эта… придет и уйдет. – Что ты наговорила Мелиссе? А… значит, дело в моей бедолажной сестрице, у которой не хватило мозгов держать мои откровения при себе? Ладно бы с мамулей переговорила, но к старухе зачем лезть? Или это не она? Дражайшая мачеха обеспокоилась? Поздновато, да, но… – Деточка, – платок не спешил убраться в сумку. – Ты не осознаешь, куда лезешь… если ты рассчитываешь… – Я рассчитываю, что вижу вас в первый и последний раз, – нос чесался, и я его почесала, чем заслужила неодобрительный взгляд. – И Амелию… и Мелиссу… мне с вами делить нечего. А что вы там наворотили… вам воздалось и воздастся. Свыше. Правда… Я склонила голову набок. |