Онлайн книга «Мушкетер»
|
Олегу удалось убедить с десяток мужичков-плотников подхалтурить, и те живо всё починили. Жизнь наладилась, служба шла заведённым порядком. С утра корнет де Монтиньи поднял своих, придирчиво осмотрел (после завтрака) и повёл в Этре: подошла их очередь исполнять почетную обязанность — охранять особу его величества короля Франции. Людовик занял обычный каменный дом — в вопросах быта он не отличался требовательностью. На взгляд Сухова, король даже рад был покинуть тесный и вонючий Париж, дабы отдохнуть на природе, подышать свежим воздухом, изведать простых буколических радостей. А вот королевская свита ныла каждый божий день, ужасаясь простоте местных нравов. Придворные стали на постой, серьёзно уплотнив Этре, и капризничали с утра до вечера. По этому поводу Пончик брюзгливо заметил: — Европа сраная! Немытые, вшивые! Весь Париж загадили, а теперь и здесь антисанитарию разводят. Ещё и выпендриваются! Надо сказать, что обычные порядки, выработанные в Лувре, в условиях Этре несколько изменились. Обычно «синяя свита», как называли гвардейцев по цвету их курток — синих с красной отделкой и серебряным галуном, несла охрану во внутренних покоях дворца, из-за чего обували не ботфорты, а туфли. Однако дом в Этре, ставший временной королевской резиденцией, не располагал достаточной площадью для соблюдения всяческих церемониалов. В нём просто повернуться негде было. А посему и гвардия, и мушкетёры де Монтале несли дозор на улице, плотно окружив ставку его величества. И те и другие, надо сказать, составляли цвет французского дворянства, поскольку на службу в гвардии набирались лишь аристократы в пятом поколении. Отсалютовав сонным товарищам, Олег расставил своих мушкетёров, сам заняв наиважнейший пост — у входных дверей. Он встал слева, а справа гордо прямил спину молодой беарнец де Монлезен. Вся жизнь Этре проходила у них на глазах: грохотали телеги с фуражом, могучие першероны тащили пушки, не слишком в ногу маршировали пикинёры, гарцевали на плохоньких лошадках драгуны. Копыта и сапоги смачно плюхали по лужам и слякоти — ночной дождь добавил сырости. — Его величество король! — торжественно провозгласил де Пюисегюр, и все остальные мушкетёры разом вытянулись в струнку. Людовик явил себя в полном блеске — в камзоле и панталонах, шитых золотом. Благосклонно кивнув Сухову, как старому знакомому, король сошёл со ступенек. Конюшие бегом подвели ему коня буланой масти, чья попона отливала цветом монаршьего костюма. Показались маршалы, завиднелась и алая мантия Ришелье. — По коням! — скомандовал Олег. Начиналась ежедневная процедура — выезд короля на позиции. Толку от этих выездов было мало, но хоть морально поддержать воинство надо же! Пусть даже самый сопливый новобранец знает, что сражается плечом к плечу с его величеством! Затопали копыта, загремели колёса повозок и карет — король отправился на войну. К обеду, нагуляв аппетит, его величество вернулся в Этре. Сдав пост лейтенанту де Лаверню, Сухов отправился с друзьями в харчевню толстого и усатого Мейсонье, занимавшего дом с обширными погребами на окраине деревни. — А я уже втянулся, — сказал Акимов. — Даже прочувствовал, конечно же, прелесть прифронтовой жизни. Радости бытия ощущаешь острее именно там и тогда, где и когда их могут тебя лишить. Вместе с бытием. — Чеканная формулировка, — хмыкнул Пончик. — Стоит записать. Угу… Слушайте, а скоро мы… того… в тёплые края? — По Геллочке соскучился? — усмехнулся Яр. Шурик вздохнул. — Я тоже, — кивнул Быков. — По Геллочке? — сострил Виктор. — Щас получишь, — буркнул Александр. — Не знаю, Понч, — серьёзно сказал Сухов. — Право, не знаю. Мы здесь надолго — я имею в виду, под Ла-Рошелью. Пока не кончится осада. Никто не помнит, когда Гитон сдастся? Трое помотали головой. — В любом случае, полгода мы тут точно просидим, а то и поболе. Сам же понимаешь. Ну как я могу подольститься к тому же кардиналу и выклянчить у него… скажем, чтобы меня назначили губернатором Мартиники или Гваделупы? Война же идёт! Пока не снимут осаду, заговаривать о посторонних вещах не рекомендуется. А вот потом… Кстати, Ришелье этой весной учредил «Компанию ста товарищей», чтобы эти самые товарищи развивали торговлю с Канадой и Вест-Индией. Так что всё потихоньку двигается. Кстати… Я тут подумал недавно: а зачем мне, собственно, тащиться на Карибы в чине губернатора? — А как? — озадачился Пончик. — А как корсары его величества! Выпросим у короля шхунку или, там, бригантинку, да и махнём испанцев грабить. «Джентльменами удачи»! — Ёш-моё! — воскликнул Быков. — А что? Здорово! — В принципе, — рассудил Шурик, — так у нас руки будут развязаны. Угу… Что задумаем, то и провернём. Куда захотим, туда и поплывём. Я — за! — Ну слава Богу! — выдохнул Яр. — А то я извёлся весь, вдруг, думаю, Понч выскажется против? — Чучело! — фыркнул Пончик. — Э, э! Это ж моё определение! Не замай! — Цыц оба, — утихомирил друзей Олег. — А ты, Вить, как мыслишь? — Пользуясь определениями Ярика, — улыбнулся Акимов, — горячо поддерживаю и одобряю! — Тогда решено — просимся в пираты. — Ух и позлодействуем… — потёр руки Александр. — А вы, — встрепенулся Виктор, — смартфоны не потеряли, случайно? — Случайно нет. — Храним у сердца! — торжественно сказал Пончик, прижимая пятерню к груди. Быков рассмеялся только, а Олег глянул по сторонам. С недавних пор чувство тревоги не покидало его. У герцога Бэкингема были длинные руки, и добраться до четвёрки неугомонных для него не составило бы особого труда. Поэтому, кроме мушкетонов, куда более удобных для конников, чем громоздкие мушкеты, четвёрка повсюду таскала с собою тяжёлые пистолеты — однозарядники системы «Флинтлок». [106] «Неугомонные» ехали без особой спешки, уже приученные текущим столетием не торопиться жить. Пара крытых фургонов с дырявыми тентами пошла на обгон. Обоими повозками правили женщины в крестьянских платьях, одна была толстая, с волосами, убранными под чепец, а другая — тощая, с пышной чёрной шевелюрой. Сухову стало не по себе — фургоны объезжали их с двух сторон, как будто окружая. Он уже хотел было предупредить друзей, чтобы смотрели в оба, как вдруг события начали разворачиваться с бешеной скоростью. |