Онлайн книга «Противоречие по сути»
|
Старик обиделся. Но потом на удивление быстро справился с собой. – Давайте спокойно разберемся во всем по порядку. Я содрогнулся. – Начнем со страховой медицины. К примеру, вы… – За знакомство в небесах. – С удовольствием. Пауза. – Я? – Ну не вы, я. Вот у меня случится аппендицит, кто за это должен платить? Давайте рассмотрим все поэтапно. Кстати, и пенсии. Сейчас в нашей стране поколение среднего возраста очень обеспокоено: их деньги пошли на наши пенсии, а нынешние молодые не хотят, знаете ли, работать, так кто же будет платить пенсии через пятнадцать-двадцать лет? Я читал об этом. – … И что же Гир? – Он защитил ее в суде после того, как она убила мужа. Доказал, что она, сестра то есть, страдала паталогическим опьянением, и поскольку перед убийством выпила микстуру от кашля, то была невменяема. – Я что-то читала об этом фильме. Она в конце, кажется, убила его ножом для колки льда. – Нет, нет, это в другом, а здесь он случайно узнал, что все это было сфабриковано с пациенткой, поскольку сон, который она ему рассказывала с фиалкой, был в точности описан Фрейдом, и тогда… – … особенно, если вы миллионер или миллиардер. Тем более вы должны платить за тех, у кого нету денег, чтобы они тоже могли быть уверенными, даже если деньги не очень честные, они все равно работают на благо. – Ну и что бы ты делала со своим миллионам, Наташа? Неожиданный поворот темы, вираж, которого я боялся больше всего и в который так часто соскальзывал помимо своей воли. – Топик? – Ну, положим. Она повернула голову и весело посмотрела на меня. Хвостик с черной бархатной перевязью, черная майка, широкая, утепленная, с эмблемой макинтоша, я тогда отметил, что эта перевязь никак не сочетается со спортивной майкой, черные джинсы и мужские грубые башмачищи на толстой рифленой подметке. – Лично я, – смешок, – на сегодня готовила про родителей, но если ты так настаиваешь… – Ты так грустно сказала, что будь у тебя миллион, ты бы тогда… И мне ужасно захотелось узнать, что было бы тогда. – Ах, Питер, ох, Питер, – картинно жеманится, – я бы жила на берегу океана, в котором водились бы рыбы почигце твоих, сидела бы у камина в кресле-качалке, пила бы грог и гладила бы старую вонючую псину. – Ты? – Я. – И стала бы такой толстой-претолстой, от грога-то. – Попытка улыбнуться. – Почему же! Богатые худее бедных, если не страдают ожирением и примитивными взглядами на жизнь. – Ошибка. Стилистическая. Взглядами не страдают. – Уверен? – Честно говоря, не очень. Откуда такие старческие мечтания? Нет, чтобы – путешествия, виллы, лимузины, картинная галерея, на худой конец. – Ас чего ты взял, что его у меня нет? – Кого? – Ошибка. Смысловая. Чего. Миллиона. – Ты же сама пожалела, что его нет… – Я имела в виду отнюдь не деньги. А миллион я получила уже давно, будучи в саном расцвете сил – в наследство. – Разве твои родители умерли? – Я спросил вполне серьезно и тут же пожалел об этом. – Ты же говорила, что… – Живы. Умер мой американский дядюшка и, умирая, завещал все мне. – Вместе с мечтой о клетчатом пледе у камина? – Нет, мечта из книжки. Книжка так и называется: "Миллионеры и их мечты". – Брось шутить. – Я не шучу. А ты не любишь шуток, Питер? – Ладно, давай про родителей. С видом отличницы достает из тетради сложенный вчетверо большой лист бумаги. Выговаривает старательно: – Мой отец – дипломат, известный и благородный. Он изъездил много стран, как известный капитан, помнишь песенку? Он настоящий, неподдельный дипломат, у его башмаков – лакированные носы, а в шкафу томится множество белых рубашек. Он все время читает газеты, очень хорошо воспитан и никогда не говорит "да" и нет", как в детской игре, помнишь такую, Питер? Говорят, что я похожа на него. – А мать? – Слишком спешишь, Питер. – Прости. – С матерью вышла проблема. Она – позор нашей семьи, Питер, несмываемый позор. Была когда-то красивая, интересная, породистая женщина, вышла за отца и взлетала со ступени на ступень, как фея, но внезапно, и это подтверждают все друзья нашего дома, папенька охладел к ней, и она запила, теперь это уже опустившаяся полоумная старуха, изменившаяся до неузнаваемости. Отец уже несколько лет, как держит ее взаперти, говорит знакомым, что его жена очень больна и не встает с постели. Он выводит ее только иногда по вечерам, с десяти до одиннадцати, но вы сами понимаете, Питер Иванович, что он никогда с ней не разведется, и мне еще очень долго придется терпеть побои безумной матери. – Ты же живешь одна! И вот-вот уедешь в Италию! Какие побои?! – Грустная история, – добавил я, помолчав. – Есть и другая, – бодро проговорила Наташа, – она, прямо скажем, куда светлее. Я, видишь ли, очень поздний и любимый ребенок. Мои родители обыкновенные люди, инженеры оба, мама сама мне шьет, тихие, заботливые, скромный быт, телевизор и бесконечная родня. Так лучше? – А почему тогда поздний, – искренне удивился я. – А потому (пауза), что в предыдущей истории я была ранним ребенком – для разнообразия. – Чудная ты какая-то, – не выдержал я, – не пойму я тебя. – А зачем тебе это? Кстати, позволишь задать вопрос тебе? Я кивнул. Световое табло зайигало. Просьба пристегнуть привязные ремни. Нежный голос из динамика: "Через сорок минут наш самолет приземлится в столице… – А ты, Питер, хотел бы иметь миллион и сероглазую девочку на коленях? – Что ты такое говоришь?! Зачем!! – … просьба пристегнуть привязные ремни, не вставать со своих мест и не курить до окончания полета. Спасибо". – Мы тогда украдкой читали Мопассана. "Милый друг", вы читали? – Женский голос сзади. – А как же?! Старшее поколение считало это непристойной откровенностью, книгу прятали от детей, а там даже и эротики-то нет, не то что порнографии. Кстати, в чем видите отличие? – Вкрадчивый мужской. Пауза. – Ну, эротика, – медленное неуверенное начало, – это когда все показывается красиво и без подробностей. – Вы не любите подробностей? – Смотря каких… – интонации интригующие и заговорщические. – Вы убедили меня, – резко оборвал я старика и, не выдержав, оглянулся назад. 14 |