Книга Письма на чердак, страница 76 – Питер Грю

И Ветреница закрыла золотые глаза длинными оливковыми пальцами.

Художница стояла, понурив голову:

– Вы всё, что у меня осталось.

Неожиданно Листопад повернул к ней голову и прохрипел:

– Уходи! Мы специально оставили Нору: знали, что Воры придут за тобой. Надеялись, что они заберут тебя и наши волнения закончатся. А ты вот до чего всё довела! Нашей девочки больше нет!

Художница растерянно захлопала глазами, потом всхлипнула и безропотно покинула Нору. Серые крылья тяжело волочились за ней.

Что ей делать? Куда идти? Она должна отомстить.

Художница взобралась на холм. Вокруг, насколько хватало глаз, – поваленный лес. Одно разрушение. Уцелел только гигантский нагорник, оседлавший дом-печку. В его кроне, будто сплетённый из колючей проволоки, появился тугой шар Тернового Гнезда. Призракам-родителям это не понравится. Ну и пусть. Они предали её.

Художница расправила крылья.

Память Сорокопута вспышками оживала: призрак-русалка в её когтях; девушки, превращённые в горы; попытка призраков разворошить Терновое Гнездо; дракон. Полёты, сила, бесстрашие. И без этого тела. Птица тогда была свободной.

Да, давно она не была здесь. Но и Чудовище не видела давно. Давно не вязла в его болоте, не пачкалась так, что не отмыться. Болотная грязь навсегда в её порах, но сейчас можно притвориться, что нет её, представить, что она просто обычная девочка.

Как все.

Мама обещала, что они с ним никогда больше не встретятся. Говорила просто забыть обо всём, оставить в прошлом. Прошлого не существует, говорила мама. У мамы много забот: работать, кормить её, платить за квартиру. Она живёт настоящим.

Но как же прошлого не существует? Сорокопут летает сквозь время, сквозь столетия, поспевая туда, где он нужен. Он добр и мудр, но ко врагам, тем, кто обижает слабых, он безжалостен.

Она поставила маме условие: больше никаких мужчин, приятелей, новых пап.

Никаких болот.

Мама кивнула. Мужчины в их доме с тех пор не появлялись.

Но забыть она не могла, в каждом похожем силуэте тревожно выглядывала его черты и ненавидела запах пива.

А недавно сердце в ужасе дрогнуло и припадочно заколотилось, каждая клеточка тела закричала: «Опасность!»

Чудовище, кажется, не заметило её. Но как теперь жить? Остерегаться каждую секунду, что он войдёт в автобус и сядет рядом с ней, встретится на узкой дорожке, прижмётся в очереди в магазине.

Лучше уйти, улететь, как в детстве. Затаиться в своём убежище. Никто не знает о нём. Никто не пойдёт следом. Никто не сможет причинить ей здесь боль ^[2].

Нужно просто спуститься по ступеням: десять, девять.

Перестать переживать: восемь, семь.

Забыться: шесть, пять.

Спрятаться: четыре, три.

Превратиться: два, один.

Открыть дверь: тут ему меня не достать.

И Сорокопут растворился в фиолетово-золотом небе.

За этой дверью живёт Подсолнух, её подруга. Зачем возвращаться, зачем быть одной со своими страхами? А мама? Прости, я устала бороться с Чудовищем. Я никак не могу его одолеть. Оно гнездится во мне, поэтому в себе я быть не хочу. И я ушла вся. Не только Сорокопут.

Интересно, что сейчас с её телом? Лежит в какой-нибудь больнице? Не важно. Она всё равно не возвратится.

В Тёмном Уголке она добьётся того, чего не получилось добиться в Задорожье, – справедливости. Она сильная. Этому миру нужен мудрый правитель. Она будет им в память о Подсолнух.

На горизонте показалась лодка, привязанная к большому полосатому голубовато-зелёному шару. Кажется, к ней летят гости.

Последнее время после ночных приключений у меня всегда раскалывается голова. Слишком много безрадостных событий происходит в Тёмном Уголке.

Мне срочно нужен Герман. И кофе.

Накинула халат, поплелась на кухню.

Вся Счастливая Семья дружно обернулась с одинаковыми улыбками на лицах, словно с рекламы какого-нибудь молока. Даже свинка присутствовала и тоже улыбалась.

Какой хоть сегодня день недели? Ах да, воскресенье. Зимнее семейное воскресенье.

Я осторожно подсела к счастливому воскресному столу. Мама плеснула мне кофе, Джин закинула кусок хлеба в тостер. Все такие заботливые. И тут Алексей выдал:

– Раз уж сегодня у всех выходной, то предлагаю сходить в кино!

Счастливая Семья сразу загорелась. Шесть человек – это прямо туристическая группа.

– И мороженое купим! – запищала Джин. – Я хочу яркое!

И хитро посмотрела на Алексея: он не любит все эти дикие красители.

Андрей поддержал идею с кино. Я знаю, он просто хочет, чтобы Даша наконец подружилась с мамой, а так весь этот семейный досуг ему мало интересен, как и мне. Ангелок, конечно, пришёл в восторг, щебеча, что сто лет не был в кинотеатре.

– У меня дела, – хмуро отозвалась я.

Реклама молока повернулась ко мне, забыв отклеить улыбки. Я только передёрнула плечами под прицелом шести пар глаз (да, свинка тоже вопросительно сверлила меня чёрными блестящими бусинами).

– А на следующие выходные предлагаю съездить в Белкино, покататься на ватрушках, а потом в деревню – проведать бабушку, – предложила вдруг мама, наверное, чтобы разрядить обстановку. – Переночевать там и в воскресенье вернуться. Пока не кончилась зима.

– Ватрушки! – взвизгнула Джин. – Может, сегодня?

– У меня тёплые штаны дома, – выдохнула Даша.

– Ла-а-адно, – протянула Джин. – Тогда сегодня кино!

– На следующие выходные у тебя тоже планы? – повернулась ко мне мама с ядовитой улыбкой.

Пока ты не спросила таким тоном, мама, планов не было.

Я зло кивнула. Мне и без вас хорошо.

Джин плюхнулась обратно на стул.

– Ты такая занятая, Князь. У тебя совсем нет на нас времени, – обиженно сказала она.

Ненавижу Джин.

Свинцовой голове кофе не помог. Я вернулась в детскую и плюхнулась на постель. Мультяшная химера над кроватью Джин с укором смотрела на предателя.